Мягкая посадка. Год Лемминга. Менуэт святого Витта

Водитель ругнулся и приуныл. Малахов попросил выпустить его наружу, сказав, что дальше доберется сам, сунул водителю половину оговоренной суммы — тот покривился, но возражать не стал, — и, морщась, спустился по трапу. После бездумной пробежки на лыжах мышцы уже побаливали, и первые метры по шоссе он шел раскорячкой. Машины в пробке стояли плотно и безнадежно. Кто-то из водителей нервно курил, сплевывая в окно, кто-то степенно прохаживался, со знанием дела объясняя желающим про ремонт на объездной трассе, несколько человек, собравшись в кучку, травили анекдоты, зябнул на ветру одинокий мотоциклист, а из кабины дальнобойного трейлера-мастодонта доносились смех, сопение и женские взвизги. Никто не сигналил — то ли понимая бесперспективность этого занятия, то ли боясь штрафа.

Боль в голове притихла, зато начали мерзнуть ноги. Малахов мрачно бил подошвами стылый асфальт, надеясь, что затор когда-нибудь кончится. Почему-то он подумал о том, что сверху, если подняться повыше, это должно быть похоже на маршевую колонну муравьев — длинную, сосредоточенную на одной цели живую нитку. Только эта колонна не двигалась.

Барьеры, закрывшие проезд, и оцепление он заметил раньше, чем разглядел следы аварии. Судя по всему, две машины со всего маху столкнулись лоб в лоб. Одна, желтая семейная «Изабель-турист», смятая в гармошку, чудом осталась на трассе, вторую отнесло в кювет. Малахов присвистнул про себя, прикидывая силу удара. Обломки расшвыряло по трассе метров на пятьдесят, одно колесо закатилось и того дальше — в поле и тоже зачем-то было ограждено переносными барьерами, а на шоссе, бегая от одного фрагмента к другому, суетились люди в форме и в штатском. Слышался скрежет — с таким надрывающим душу звуком режут изувеченные автомобили на предмет извлечения тел. Разверстой кормой на изготовку притулилась к обочине машина «скорой». И тут же, в некотором отдалении от места трагедии, хмуро наблюдая за действиями своего «летучего отряда», бродил взад и вперед сам Нетленные Мощи. Случайный плащ-самогрев, явно с чужого богатырского плеча, болтался на нем, как полощущийся парус на фок-мачте.

Увидев Малахова, он обрадовался:

— Уже пожаловал? Ну и нюх у тебя, Миша. Уважаю.

— Взаимно, — сказал Малахов, высматривая по ту сторону барьеров свою машину. В затылке внятно кольнуло и застучало молоточком. Не страшно: первый звоночек. Общаться дольше необходимого с Нетленными Мощами Малахов был не намерен.

— Это хорошо, что ты приехал, — продолжал Нетленные Мощи. — Воздухом дышал, да? Ботинки, вижу, лыжные… Уважаю. Мы активный отдых рекламируем всячески… Погоди, а почему ты не на машине? От самого города, что ли, на лыжах пер?

— На надземке приехал.

— Да ну? — сказал Нетленные Мощи. — А машина твоя тут, тут. Ты уж прости и не обижайся, мы ее придержали. Извиняешь?

Теперь закололо в висках. Нетленные Мощи придвинулся вплотную, сверху вниз заглядывал в лицо. Малахов даже отшатнулся — настолько Нетленные Мощи, он же Иван Рудольфович Домоседов, могущественный человек, походил сейчас на одетый в плащ рослый скелет, туго обтянутый выделанным неизвестным бракоделом пергаментом. Привыкнуть смотреть на него без содрогания удавалось не каждому. И кожа какая-то вся в жилках, едва ли не с прозеленью…

Дальше отшатываться было некуда. Дальше был барьер и профессиональный разговор за барьером: «Бомж какой-то… Машину установили — угнанная». «А второй?» — «А… его знает. Отскребут — посмотрим».

— А я-то думаю, что ты будешь делать, если я не извиню, — фыркнул Малахов. — Считай, извинил. Что это твои гаврики тут роятся?

— Сам видишь — происшествие.

Малахов пожал плечами. В голове пылало уже по-настоящему. Он даже испугался — такого с ним не случалось давно. Но какой-то черт продолжал тянуть за язык.

— Ты-то здесь при чем? Где духовное здоровье, где физическое…

— А. — Нетленные Мощи махнул рукой. — Почему бы нет? Кто их указывал, мои границы? Где они? Простой нюх и минное поле. Поди разберись, где подорвался — в границах дозволенного или вне границ. — Он ухмыльнулся. — Сам знаешь, как у нас: либо ты обезвреживаешь мину, либо она обезвреживает тебя. Проигрывает слабейший, как и полагается.

— Я это запомню, — сказал Малахов, через силу улыбнувшись. — Позволишь цитировать? Кстати, а если без красивостей?

— Бога ради. — Нетленные Мощи откашлялся и простер костистую длань. — Разделительного барьера тут нет, сам видишь. Некий псих выезжает на встречную полосу и шпарит не меньше ста шестидесяти. Три часа назад, выходной, считай еще утро, машин почти нет. Навстречу ему гонит второй псих и тоже по встречной полосе. Скорость не меньше. Что происходит? Вместо того чтобы разминуться, они, завидев друг друга, одновременно выезжают на разделительную линию. Результат… вон валяется. Два трупа. Причем что интересно: столкновение было умышленным. Если бы они хотели разъехаться, уже будучи на разделительной полосе, — разъехались бы, место у них было. Вот тебе и духовное здоровье на блюдечке. Убедил?

— Нет, — сказал Малахов. В голове пылал огонь.