Мягкая сила в истории Германии: уроки 30-х годов ХХ века

Оперы Вагнера основаны в целом на немецкой мифологии, где действуют любовь и ненависть, верность и предательство, трусость и героизм, жестокость и милосердие, честность и подлость, которые проявляют как герои, так и силы зла. В русской мифологии сочетания противоположных качеств в одном герое мы не обнаружим, а в немецкой мифологии – всё это переплетено, что в итоге приводит к гибели богов, допустивших такое среди людей. Показателен в этом отношении оперный цикл «Кольцо Нибелунгов». Он отразил жестокость, насилие, но одновременно и героизм, преданность. И все это на фоне гибели богов. Принимая такую музыку, такую логику, человек бессознательно принимает и мир насилия как данность. И одновременно это связывает с божественными сущностями. Здесь и добро и зло. И все переплетено. И это глубинные импульсы национального характера.

По сути, в музыке Вагнера отражён немецкий национальный характер. Гитлер обожал музыку Вагнера, так как она отражает архетип немецкого народа, а он этот архетип чувствовал, он этим архетипом жил.

Один из исследователей Рейха, У. Ширер, сделал вывод, что вождём в Германии может быть только типичный, а лучше сказать – архетипичный, немец. При этом он сослался на известные личностные качества Лютера, сыгравшего выдающуюся роль в истории Германии: «…в буйном характере (Лютера)… нашли отражение лучшие и худшие черты германской нации – грубость, резкость, фанатизм, нетерпимость, жажда насилия и вместе с тем честность, простота, сдержанность… стремление к праведности».

И такая смесь качеств была характерна будущим властителям Третьего Рейха. Но с годами доминировать стали человеконенавистнические качества. А начало было противоречивым, как и архетип немецкого народа.

Архетип немецкой нации нашёл своё отражение и в некоторых философских концепциях, разработанных выдающимися немцами. Гитлер много читал и не мог пройти мимо концентрированного словесного выражения того, что он чувствовал подспудно. Идея Гегеля, что государство «обладает наивысшим правом в отношении отдельных людей» стала руководящей в поведении Гитлера. Философия права Фихте, в основе которой лежит добровольное ограничение свободы отдельной личности, легла в основу правовой системы нацистского государства. Меньше бесконтрольной свободы – больше порядка, что для немца просто лучше. В других странах такие подходы реализуются куда сложнее, требуется подчас серьёзное насилие, а для немцев – это естественно. То же самое относится и к идеям Ницше о сверхчеловеке, который отличается от простых людей прежде всего несокрушимой волей. Это – разрушитель старых ценностей и творец новых, господствующий над целыми поколениями. Таких «сверхчеловеков» и «выращивал» Гитлер из немцев. Идеи Ницше о культе силы подготовили Гитлера и немецкий народ к восприятию силы, в том числе и насилия, не как зла, а как спасительной национальной идеи.

Культ власти, культ силы, прославление войны были подготовлены немецкими философами. И здесь Гитлер – их скромный ученик. Философские искания народа являются отражением духовных исканий предшественников в прошлом. Это с одной стороны. С другой, они становятся духовным гимном настоящему, это мировоззрение живущей элиты. Всё, что делали нацисты, так или иначе, было обоснованно предшествующими философами. И их философию восприняла немецкая элита, донесла до живших в 20-е годы прошлого века, сделала их, в том числе и Гитлера, учениками данных философских систем. Это осело в общественной психологии, резонировало с уже сформировавшимися архетипами. Причём, это не только психология немецких рыцарей – истоки намного древнее.

«Заслуга» Гитлера в том, что на основе этой философии, этих архитипических черт нации, он сделал значительную часть народа преступниками.

Эта мысль прозвучала в речи американского обвинителя на Нюрнбергском процессе Джексона: «Эти преступления, о которых мы сейчас говорим, являются беспрецедентными из-за потрясающего количества их жертв. Они не менее потрясающи и беспрецедентны из-за большого количества людей, которые объединились для того, чтобы совершить их. Совесть и чувства большей части германского народа были привлечены к поддержке этих организаций, приверженцы их не чувствовали личной вины, когда названные организации переходили от одной крайней меры к другой, соревнуясь в жестокости и соперничая в преступлениях… этот судебный процесс не должен служить и тому, чтобы оправдывать весь германский народ, за исключением этих 22 человек, сидящих на скамье подсудимых… Успешное осуществление их планов было возможно только потому, что большое количество немцев было объединено в преступные организации…».