Мягкая ткань. Книга 1. Батист

Слава богу, она читала не только романы, поэтому, когда у нее прекратились месячные и появилась рвота, она сразу все поняла. Теперь она просыпалась на час раньше обычного и, лежа в темноте с открытыми глазами, напряженно думала, что делать.

Было, впрочем, совершенно понятно что – было не очень понятно как. И, конечно, главная проблема была в маме.

Елизавета Федоровна Белоцерковская была человеком, как ни крути, все-таки XIX века – и по воспитанию, и по образованию, и по тому блеску в глазах, который возникал у нее от любых трех нот любой итальянской оперы, – но при этом не менее страстным, требовательным и темпераментным, чем ее дочь.

Было заранее понятно, как мама отреагирует на всю эту гадость, какие ужасы ждут Варю и, самое главное, какое ее ждет наказание, – конечно же, мама и слушать не будет обо всех этих абортах, подпольных докторах и прочей грязи. Единственной ее мыслью, в этом Варя была совершенно уверена, будет желание выдать ее замуж за этого мерзкого Клейна, с которым совершенно не о чем говорить и который начнет ей изменять на вторую неделю, нет, извините.

Поэтому нужно было срочно придумать, что делать.

Счастливая мысль пришла на десятый день этого глядения в темный потолок, и Варя даже улыбнулась, как это было просто. В Армавире, тихом, но богатом городке, жили родные сестра и брат Елизаветы Федоровны. Тетка Маша была именно тем человеком, который был нужен, – спокойным, уравновешенным, трезвым и земным. Она всегда благотворно действовала на маму, авось, подействует и на этот раз.

Варя решительно сказала, что ей жаль терять эти драгоценные майские недели, наполненные светом и теплом, и она поедет в Армавир, с мамой или без, все равно. Елизавета Федоровна безмерно удивилась этому столь настойчивому желанию и внезапно вспыхнувшей родственности («хочу видеть тетю Машу!» – твердо сказала Варя), но, подумав, купила билеты и собрала вещи.

В первый же вечер, чтобы не откладывать тяжелый разговор, Варя поговорила с теткой. Та была в ужасе и отказывалась объясняться с мамой без Вари.

На следующее утро этот разговор состоялся.

Мать рыдала так, что на нее было страшно смотреть. Она разбила чашку (они пили чай за большим столом, покрытым любимой с детства скатертью с бахромой) и, когда Варя попыталась ей помочь собрать осколки и вытереть пол, страшно закричала:

– Отойди от меня, дрянь!

Когда тетя Маша робко заговорила о докторе, мама закричала еще страшнее:

– Что? Не сметь при мне говорить об этом!

Они все трое сидели за этим никому не нужным чаем потрясенные, бледные, не зная, что делать.

Наконец Варя покинула комнату…

Выйти из тупика помог папа. Он отправил в Армавир неожиданную телеграмму: «Я все знаю, подлец прислал письма».

Варе некогда было размышлять над поступком Клейна, который, видимо, не видел другого выхода из ситуации, кроме как через венчание, наверное, он пытался убедить Вариного отца, что их любовь была долгой и взаимной, прислав ему несколько ее безумных записок. Однако дело было не в письмах, а в том, что папа сразу назвал Клейна подлецом, из чего было совершенно понятно, что видеть его в своем доме он не хочет.

Мама дала согласие на операцию…

Аборты были в то время запрещены, но количество забеременевших гимназисток год от года неудержимо росло, спрос порождал предложение, и доктора стали оказывать эти очень дорогие и очень опасные услуги, пренебрегая благоразумием и спасая своих пациенток от несчастья, позора, стыда и довольно часто – от самоубийства.

Доктор, которого ей нашли, практиковал в другом городе – еще тише и еще дальше Армавира. Доктор был толстый, очень спокойный, но почему-то печальный. Казалось, что он сам чем-то болеет. И тем не менее вид у него был настолько успокаивающий, а лекарство, которое он ей вколол, настолько сильным, что Варя плохо помнила сам момент, хотя кошмары по ночам продолжали ее мучить еще несколько недель после этой операции.

Когда Варя заснула, измученная, доктор вышел к маме и тетке и спросил:

– Ну-с, а какие у нас виды на дальнейшую жизнь?

Мама и тетка подняли на него изумленные глаза.

– Нет-нет, с ней все будет в порядке… Ничто не повреждено, слава богу. Но… видите ли, в наше трудное время многие мужчины болезненно относятся, как бы это сказать, к проблеме девичества… Вы понимаете?

Мама и тетка Маша смотрели на него все более изумленно.

Тогда доктор извинился и в самых простых выражениях объяснил им смысл операции по восстановлению девственной плевы.

Мама возрадовалась и укрепилась духом прямо тут, в кабинете. Казалось, она вот-вот запоет что-то из итальянской оперы.

– Боже мой, до каких же глубин дошла современная наука! – воскликнула она.

Доктор вежливо улыбнулся.

Тетка Маша отреагировала более сдержанно.

– Я знаю, – сказала она, – что это сейчас очень модная и популярная операция…

– И? – не поняла мама.

– В вашем тоне чувствуется осуждение, – мягко улыбнулся доктор. – Но ведь я не настаиваю. Я просто предлагаю. С учетом дальнейшей жизни…

– И речи быть не может! Конечно да! – вскинулась Елизавета Федоровна. – Нет, конечно, мы посоветуемся с Варей, но…