Мягкая ткань. Книга 2. Сукно

Смеяться хотелось буквально все время, а иногда вообще попадались такие экземпляры, что просто туши свет. Был, например, такой преподаватель политэкономии по фамилии Петров, невероятно высокий и какой-то чересчур гибкий, с уже начинающей лысеть, очень умной на вид головой, тридцати трех лет от роду, он очень смешно говорил про обобществление женщин, это была идея Августа Бебеля, Ниночка, но учтите, тогда (это значит, в эпоху раннего социализма, догадывалась она, мучительно вспоминая даты) имелись в виду вовсе не позорные права собственности, что, мол, каждый с каждым будет иметь интимные отношения, понимаете меня, вовсе нет, имелось в виду тогда, что никакая женщина не может принадлежать только одному мужчине, измена не преступление, а лишь иное измерение жизни, более осмысленное, в наши дни так поступают очень многие: мужчина, например, открыто поддерживает отношения с двумя или тремя особами, а одна из этих особ, если не дура, точно так же пытается поддерживать отношения с другим мужчиной, все по-честному, вот у меня есть знакомый… Иногда Петров осекался и спрашивал другим голосом: девчонки, а вам все-таки сколько лет, – они хохотали, очень громко, даже не боясь спугнуть или разбудить ночной Кременчуг, они очень любили этот вопрос, – не ваше дело, Петров!!! Ну хорошо, немного смущенно продолжал он, не будем о знакомых, но вы, наверное, слышали о поэте Маяковском, у него был вот такой тройной брак. И чем же это закончилось? – остро спрашивала Роза, и в этом вопросе уже не было ни смеха, ни подколки, ей было весьма интересно мнение товарища Петрова. В случае Маяковского это закончилось не очень хорошо, но, понимаете, ведь жизнь сложна, Маяковский был в какой-то мере болен, однако многие: поэты, журналисты, редакторы, кинематографисты, в особенности кинематографисты, они вообще не делают из этого никакой проблемы, брак – это союз прежде всего взрослых и свободных людей, если ты взрослый, то ты свободный, внутренняя свобода – вот что отличает человека состоявшегося, состоявшегося как личность.

Прелесть всех этих разговоров в перерывах между танцами – или когда шли от одних танцев к другим – была еще в том, что Роза и Нина ни на минуту не забывали о каше с вареньем, что вот она их ждет дома, на столе в гостиной, и это значит, что завтра будет еще один день, такой же как сегодня, прекрасный и упоительный, и о том, что они будут очень долго спать, а когда проснутся, позавтракают легко, кофе, пара бутербродов, ну может быть, еще редиска с подсолнечным маслом или сметаной. Потом они возьмут кое-что с собой и побегут на песчаный пляж, и там будет воздух, наполненный голосами детей и вообще людей – счастливых людей, у которых просто лето, и будут вот эти странные моменты, когда ты лежишь на полотенце, на горячем песке, и закрываешь глаза, и вдруг взрывается что-то радужное, яркое, плывут перед закрытыми глазами яркие пятна, круги, квадраты, стрелы, и в этих плывущих радужных пятнах ты вдруг угадываешь очертания своей будущей жизни. А потом прибегаешь домой, к тете Жене и к бабушке Соне, и первым делом пьешь вишневый компот, он такой холодный, и бабушка Соня так смешно кричит: что ты делаешь, не пей такими большими глотками, застудишь горло! – и все смеются.

Почему-то бабушка Соня бережет первым делом ее, а не Розу, может быть, Роза считается более сильной и мужественной, более взрослой? – хотя она старше всего на полгода, а может быть, это потому что она сирота, ну да, она сирота, и когда Роза уезжает и они обе плачут на вокзале, прижавшись друг к другу, становится особенно остро и ярко видно, что Кременчуг – это город, где ее приютили, где она нашла пристанище, или убежище (как лучше сказать?), и Роза уезжает в Москву, а она нет, ей не к кому уезжать. Но когда лежишь на пляже, на этом жарком, прекрасном белом песке, у этой синей реки, в этом воздухе, наполненном звонкими голосами, с закрытыми глазами, вдруг становится понятно, что Кременчуг – это гораздо лучше Москвы, в Москве она никогда не смогла бы ходить по ночам на танцы, в Москве она никогда не была бы предоставлена сама себе так долго, в Москве она никогда бы не лежала на пляже, выставив на солнце все, что можно выставить, совершенно спокойно, и не видела бы перед своими закрытыми глазами этот радужный плывущий мир, полный обещаний, этот летний Кременчуг – он был чистым родником, огромным прозрачным шаром, где она не жила, а как будто плыла, засыпая, и вдруг она резко вскакивала и думала о том, что сегодня 18-е, нет, 19-е июня, а в эти числа мама всегда присылает письмо, присылает письмо, и снова хотелось плакать.