Только этого не хватало, подумал доктор и побежал туда, ты не можешь здесь сидеть, слышишь, визгливо говорил один, доктор в тени не мог разглядеть ни лица, ни одежды, ни каких-то других признаков, только рост – он был маленький, этот первый, кому принадлежал визгливый голос, ты не можешь здесь сидеть, женщина, уходи, отползай отсюда, иначе я милицию позову, второй, напротив, басил глухо и часто, вот сука, села и сидит, вот сука, пошла прочь, сука, приближаться к ней они все-таки боялись, а вдруг бросится, вдруг укусит, пытались отогнать голосом, как бродячую собаку. Послушайте, обратился к ним доктор вкрадчиво, я ее сейчас увезу, они вздрогнули, причем оба, от неожиданности, и обернулись на его голос, вы кто, спросил визгливый, из милиции, нет, я доктор, доктор, а причем тут доктор, им в больницы нельзя. Вот сука, опять забасил второй, повыше и покрупней, еще в больницу она захотела, пойду за милицией, послушайте, опять сказал доктор, и голос его ощутимо задрожал, не надо никакой милиции, пожалуйста, уйдите отсюда, товарищи, я доктор, у меня документ есть, ну покажите, недовольно сказал визгливый. Они вышли на яркое солнце. Это оказался довольно выразительный тип, рыжий, в вышиванке и в пенсне, неопределенного социального положения, может быть, артист какой-нибудь или письмоводитель, а то почем я знаю, может, вы ее на части разрежете, мало ли тут что бывает, с этими, он читал удостоверение доктора, долго и с удовольствием, шевеля губами, зачем она вам, осведомился сухо, впрочем, не мое дело, но все-таки интересно, будете опыты ставить, да, да, бешено ухватился доктор за эту ценную мысль, именно так, вы очень прозорливы, именно опыты, мы должны определить все вирусы, все возможные опасности, чтобы, так сказать, заблаговременно уберечь горожан, таково предписание начальства, да, вы очень проницательны, это так, это так, маленькому и визгливому понравились эти слова о его проницательности и прозорливости, он гордо взглянул на доктора, отдал документ и пошел неохотно к своему товарищу объяснять. Тот тоже вышел из подворотни, а где же карета, неохотно пробасил он, нет кареты, сказал доктор, сейчас все кареты на выезде, вы же понимаете, такая санитарная обстановка в городе, придется так, на извозчике, вы не поможете мне, и это тоже было удачно, они с ужасом посмотрели на него и сразу ретировались, им было страшно, они боялись заразиться, что ж, что ж…
Доктор вновь вошел в подворотню. Мария сидела с закрытыми глазами, спрятав хлеб под юбку, на всякий случай, а вот бидон с молоком куда-то бесследно исчез.
Надо идти, сказал доктор, едем в больницу, слышишь, она смотрела на него со страхом и в то же время с надеждой, потом опять со страхом и с безнадежностью, вообще это было удивительно, как от всего человека остаются только глаза, все остальное уже пришло в полную негодность, но глаза остаются, более того, становятся более выразительными, почему так, решай, сказал доктор, скорей решай, извозчик ждет, он долго ждать не будет, надо ехать, в больнице мы его спасем, Сашеньку, и тебя спасем, послушайся меня наконец. Она кивнула и каким-то мягким, еле заметным движением протянула ему руку, другой рукой она держала ребенка, он осторожно помог ей встать, покачнувшись, она сделала шаг, затем покачнулась снова, пришлось нести, она была совсем легкая, доктор попытался не дышать, но это было невозможно, вонь окутала его с ног до головы, он предупредил извозчика, от нее пахнет, лучше не оборачивайся, тот кивнул, и они поехали, вы ее заслоните, доктор, крикнул извозчик, заслоните ее, так и получилось, она лежала, он сидел прямо, пытаясь хотя бы с одной стороны заслонить ее своей фигурой, однако на них все-таки оглядывались, хотя разглядеть что-либо было трудно. День, жаркий киевский день надвигался на доктора на огромных мягких лапах, лучи солнца отражались в окнах, тряслась мостовая, летел ветер в лицо, было хорошо. Давно ему не было так хорошо, так дивно, с тех пор, как умерла Вера, он все время находился под тяжестью этого груза, этого чувства вины, оно не оставляло его ни на секунду, и вдруг отпустило. Он смотрел в лицо ребенка, тот еле дышал, закрыв глаза, по этому лицу проносились солнечные блики, тени, он вздрагивал и тянулся к женской груди. Наконец, лошадь заехала в больничные ворота и остановилась в саду. Доктор, быстро расплатившись с извозчиком, господи, какая же великая вещь деньги, и только они, только они могут противостоять злу, очень часто, в очень многих ситуациях, да практически в большинстве ситуаций, он бережно посадил их на скамейку и побежал в приемный покой.