Мякин

— Ты, Профессор, не боись! Это для организма полезно. Да и коллектив тебя из уважения просит. Пей, я вот с тобой чокаюсь. — Небритый поднял вторую кружку и легонько стукнул ею о кружку Профессора.

— Я не… — Пришелец возобновил свою попытку отказаться, но небритый его перебил:

— За твои обновки, Профессор! Не тяни, пей, а то носиться не будут!

Пришелец, ища поддержки, взглянул на Мяка и замотал головой. Мяк взял кружку, предназначенную Профессору, и залпом выпил её.

— Мы ему потом нальём — пусть сосредоточится, — произнёс Мяк, возвращая пустую кружку на стол.

— Пусть, — недовольно прохрипел небритый и медленно осушил свою кружку. Затем снова наполнил посуду спиртным и произнёс: — Воня, это тебе с Профессором. Если хотите, то на брудершафт, лысый глаз!

Пришелец совсем растерялся. Пытаясь отстраниться от комода, он уронил один костыль, судорожно зацепился рукой за край столешницы и промычал что-то невнятное.

— Ты, Профессор, не трясись. Напиток достойный. Мы тебя уважаем. Давай с Воней осуши.

Пришелец отчаянно схватил кружку и, торопясь, заглотил содержимое. В конце поперхнулся, еле удержал посуду в руке, покачнулся, и Мяку пришлось его поддержать.

— Молодец! — прохрипел небритый. — Вот, Воня, молодец у нас Профессор, лысый глаз, а ты ворчишь на него!

— Я не ворчу, он сам не хочет. — Воня прихватила кружку и, словно жажда мучила её последние несколько дней, торопливо проглотила свою порцию, утёрла рот рукавом, благостно вздохнула и, оглядев присутствующих, заявила: — Нас всякий обидеть может. Только Мякушка не обижает. А ты… — она обратилась к небритому, —.. придираешься.

— Придираюсь, — согласился небритый и в третий раз наполнил кружки. — А ты не обижайся. Вот, лучше выпей.

— «Не обижайся, не обижайся», — загнусавила Воня. — А как же не обижаться? Живу одна. Никто не хочет с одинокой поселиться.

Воня быстро выпила вторую кружку, шмыгнула носом и снова пожаловалась:

— Всегда одна. Вот ты… — Она обратила внимание на пришельца: — Вот ты, Профессор, меня не уважаешь? Не уважаешь, я знаю. Мякушка тебя мне подсунул, а ты? А ты… — Она безнадёжно махнула рукой и замолчала.

Небритый осушил до дна свою кружку, прокашлялся, хмуро осмотрел компанию и, снова наполняя напитком опустошённую тару, прохрипел:

— Не знаю, чего ты плачешься! Фанфарик есть, компания есть. Чего же ещё?

Небритый уставился на Воню, долго смотрел на неё и, переведя взгляд на пришельца, спросил:

— Профессор, ты же умный — скажи: чего же ещё?

Пришелец еле держался на одной ноге. Он уже полностью облокотился о столешницу, низко уронил голову и, по всей видимости, плохо расслышал вопрос небритого. Он попытался приподнять голову и взглянуть в сторону говорившего. Это на мгновение ему удалось — он даже неожиданно улыбнулся, а затем голова его снова склонилась над столом.

— Да-а… — прохрипел небритый. — Ты, Профессор, не знаешь, чего же ещё? Никто здесь не знает. Пей и молчи.

Мяк подвинул кружку к себе и проворчал:

— Ты Профессора не беспокой. Он утомился — еле стоит. Его бы надо уложить.

— Уложить? — просипел небритый. — Уложить, так уложить. Вонька, уложай Профессора, лысый глаз!

Хозяйка взглянула на бутылку и ответила:

— Ещё рано. Фанфарик ещё не кончился.

Небритый вскинул голову и грозно прохрипел:

— Для Профессора кончился. Видишь, мается он, лысый глаз!

Воня, ни на кого не глядя, подвинула к себе кружку и быстро выпила содержимое:

— Вы привели — вы и укладайте.

— Вот зараза, лысый глаз! — проворчал небритый. — Мяк, давай его отведём. Положим учёного. Сам-то он никудышный нынче, лысый глаз!

Они несколько минут возились с пришельцем, оторвали его от комода, подхватив под руки, протащили к Вонькиному дивану и, запыхавшись, плюхнули тело Профессора на рыхлую тёмную поверхность. Мяк следом поднёс костыли и положил их рядом на пол.

— Надо идти, — предложил он и, обращаясь к небритому, добавил:

— Допивай и пойдём.

Небритый взглянул на Мяка, на Воню, которая, стоя у комода, раскачивалась из стороны в сторону и что-то мурлыкала себе под нос.

— Уже поёт, — произнёс небритый. — Значит, нам пора, и остатки Нуде принесём. — Он подхватил фанфарик, заткнул горлышко пробкой и сунул бутылку в карман куртки.

Около часа они добирались до Нудиного подвала. Небритый несколько раз останавливался, проверял, цел ли фанфарик в кармане, ворчал, жалуясь на темень и сырую погоду, ругал Воню, Нуду и всё, что мешало ему идти по тёмным переулкам в сторону либертории. Мяк поддакивал ему, не спорил, соглашался с несколько странными доводами небритого и, как правило, хвалил его за мудрость и правильность суждений обо всём.

В подвале было тускло и холодно. Нуда сидел на стуле и мотал головой, словно не соглашался с кем-то.

— Ну и холодно у тебя! — произнёс Мяк, приближаясь к столу. — Почему не топят?

— Не знаю, — равнодушно ответил Нуда. — Труба холодная с утра.

— Погрейся. — Небритый выставил бутылку на стол и продолжил:

— Мы тебе фанфарик принесли.

Нуда перестал мотать головой, встал и подошёл к столу.