Мякин

Костёр догорал. Небритый тихо сидел и молча шевелил угли. Россыпи красных звёздочек вспыхивали и постепенно гасли в тёмной золе.

— Он сам по себе, — прохрипел небритый. — Горит для себя. Горит и живёт, лысый глаз! Совсем как мы. Слышишь, Мяк, совсем как мы!

— Да, — ответил Мяк и повернулся спиной к костру. Мякинская спина у стены немного прозябла.

Костёр окончательно погас, и уже через полчаса они проникли через лаз в Нудин подвал. Небритый проворчал:

— Темень, лысый глаз, у этого Нуды! Где этот любитель просрочки?

Мяк потрогал в нескольких местах трубу и произнёс:

— Труба холодная. Холодно будет.

— Будет, — просипел небритый и на ощупь двинулся в сторону Нудиного угла.

Когда они добрались до стола, сонный голос откуда-то снизу спросил:

— Кто здесь?

— Свои, — прохрипел небритый и добавил: — Свои, лысый глаз, а вот ты кто?

В темноте почувствовалось некоторое шевеление, и кто-то, прокашлявшись, объявил:

— Нуда я — что, совсем не узнаёте?

— Темень тут у тебя, лысый глаз! Тут и себя не узнаешь. Где фонарь? И фонарь потерял, что ли?

— Фонарь на столе… Горит слабо, — последовал ответ.

— Сам ты слабо горишь, лысый глаз! — проворчал небритый, и было слышно, как он плюхнулся в кресло. — Совсем людей не уважаешь, без огня встречаешь, лысый глаз!

— Я на бюллетене, — ответил Нуда и загундосил: — Мне бюллетень дали, а вы не понимаете! Я теперь при работе — словорубщик я на кладбище. Вот как.

Мяк нашёл фонарь, и слабенький желтоватый свет появился на небольшом пространстве в центре стола.

— Ну и огонь, лысый глаз! — прохрипел небритый. — Ты, Нуда, не блюдёшь своё имущество, фонарь твой еле-еле.

— У меня бюллетень, говорю вам. Бюл-ле-тень, — по складам повторил Нуда. — Мне лечиться надо, а вы про фонарь.

— Вылезай! — прохрипел небритый. — У нас фанфарик, будем тебя лечить.

— Мне нельзя, бюллетень у меня, — последовал ответ, и Нуда, оторвавшись от своего лежбища, появился у стола. — Вот. — Он показал средний палец левой руки, плотно обмотанный бинтом.

— Ещё один инвалид! — проворчал небритый. — Ну, Мяк, мы с тобой одни остались. У остальных бюллетень. Доставай фанфарик — чего уж теперь тянуть-то.

Мяк выставил бутылку на стол, подвинул к себе баночку, которую он оставил здесь недавно, и наполнил её. Нуда пристально наблюдал за его действиями и, похоже, даже сглотнул слюну, когда баночка наполнялась светлой жидкостью.

— Не будешь? — спросил его небритый. — Будешь бюллетенить?

Нуда отвёл глаза от полной баночки, взглянул на свой забинтованный палец и, вздохнув, произнёс:

— Это бюллетеню не помеха. Имея травму, имею право.

— Имеешь, имеешь, — прохрипел небритый. — Тогда пей, не тяни. Твоя правая ведь без травмы?

— Без травмы, — подтвердил Нуда и аккуратно, мелкими глотками опустошил баночку.

Фанфарик осушили оперативно. Нуда раскопал в своих закромах немного съестного, и компания мало-мальски закусила. Посиделки плавно перешли к свободной беседе. Холод после фанфарика стал менее заметным, и Нуда кратко изложил свои приключения.

— Словорубщик, наверное, хорошее дело, лысый глаз. Мяк, как ты думаешь: что значит словорубщик?

Мяк без суеты устроился на стуле, около минуты смотрел на довольного собой Нуду и, осторожно подбирая слова, ответил:

— Я думаю, что такой человек произносит слова, словно рубит их топором. Сказал слово — словно отрубил нечто окончательно, и возражать нечего.

— Да, лысый глаз, — прохрипел небритый. — Там, на кладбище, так и надо говорить: мол, ушёл от нас такой-то — не воротишь. Очень резонно.

Нуда обиженно вскинул голову и эмоционально возразил:

— Вот, вы опять смеётесь! Смеётесь без понятия. Словорубщик — это работа по камню, по надгробиям.

Небритый закрыл глаза, откинул голову в кресле и прохрипел:

— Ты, Нуда, не бойся: мы не смеёмся — мы рассуждаем. А если что и неправильно, то мы и поправиться можем. Можем? — спросил он Мяка.

Мяк кивнул, что-то подкрутил в фонаре — и лампа засветилась чуточку ярче. Он облокотился о столешницу и произнёс:

— Нуда, наверное, буквы на камнях выдалбливает. Вот и палец повредил.

— За буковку зацепился, — добавил небритый.

Нуда замотал головой, поднял вверх левую руку, оттопырил перевязанный средний палец и начал объяснять:

— Мужики делают памятники и буквы, а мне — камни подтаскивать. Взяли за еду работать. Хорошие мужики — накормили… Камень палец придавил. Сказали: «Сиди, лечись на бюллетене. Потом придёшь».

— Ага, значить, каменщик ты, а не этот… как его, лысый глаз… словорубщик, — заключил небритый.

Нуда снова замотал головой и обиженно заявил:

— Я словорубщик. Мы там все словорубщики. Так контора называется — словорубочная мастерская. Вы завидуете — вот и всё переделываете, издеваетесь, а это совсем нехорошо. Злые вы, хоть и фанфарик принесли!

Мяк взглянул на недовольного Нуду и произнёс:

— Не сердись, мы не злые — мы глупые. Прости, словорубщик, теперь ты у нас настоящий трудяга!

— Да, трудяга, — повторил небритый. — С камнями работать тяжко. Отдых хороший нужен, а здесь совсем не то, да и холодина жуткая. Надо новое место искать, лысый глаз. Правда, Мяк?