Я снова сказала, что совершенно его не понимаю, чтобы он отстал от меня, а то я позову на помощь. В свете фонаря он должен быть прекрасно видеть, как искренне расстроенно и возмущенно дрожат мои губы.
— Ладно, хватит ваньку валять — не понимаю, не знаю! — сказал «охранник», начиная раздражаться. — Ты поедешь со мной — хочешь ты того или нет, Викторита Кудрявцева, семьдесят шестого года рождения, пятый роддом города Волжанска, филолог экстерн, курс журналистики, полкурса психологии, волосы изначально каштанового цвета, на правой щиколотке длинный шрам… так, что у нас еще… секретарша ЧП «Орион» в Красно-слободске… стоп! Куда?! Я еще не закончил! — он проворно поймал меня за руку, когда у меня неожиданно сдали нервы и я попыталась улизнуть. — Взрослый человек и ни грамма вежливости! Никогда не одобрял ухода по-английски. Далее: уборщица в саратовском диско-баре «Ива». Один из администраторов симпатичного псевдокитайского ресторана «Золотая долина» в Камышине — а вот там ты сработала грязно, очень грязно и кое-кто жаждет с тобой по этому поводу встретиться. Но это легко уладить. Ну, как? Хочешь сигаретку?
— Даром топчешься, — ответила я, но сигаретку взяла и прикурила. — Ты меня явно с кем-то перепутал. Я в жизни не была в Камышине, не знаю никакого «Ориона» и уж подавно…
— Знаешь, подруга, а ты начинаешь меня утомлять, — сообщил мой собеседник с явным сожалением, а потом придвинулся вплотную, и на меня пахнуло слабым ароматом клубники. — Или ты соглашаешься, или я примитивно сливаю тебя всем этим злым дядькам. А они тебя найдут везде. Ты, конечно, догадываешься, что могут сделать злые дядьки с такой маленькой зарвавшейся девочкой? Далеко ходить не будем — начнем прямо с «Кристалла» и прямо же сейчас я назову тебе не меньше пятнадцати причин, по которым мне там мгновенно поверят. Мою работу ты все равно уже завалила, так что…
Когда он дошел до третьей причины, я сказала, что согласна и швырнула в него его же сигаретой.
— Вот и умница, — добродушно отозвался Женька, небрежно увернувшись. — Сейчас ты пойдешь со мной. О «Кристалле» не беспокойся — на-сколько могу судить, вычислил тебя только я, но я-то на таких, как ты, натаскан, так что не бери к сердцу. Повторяю, сейчас ты пойдешь со мной. Ну, а деньги, конечно, придется вернуть. Ничего, не расстраивайся, Витек, — он усмехнулся. — Кто тащит деньги — похищает тлен, иное — незапятнанное имя — как шутил шекспировский Яго. Отныне ты будешь заниматься более нужным делом. Пойдем, дитя. И добро пожаловать!
Так я попала в «Пандору» — более того, снова оказалась в Волжанске, из которого сбежала когда-то. Вначале я собиралась было снова сбежать, но потом присмотрелась, оценила и прижилась. Мне даже начало нравиться в ней, хотя неприятные и постыдные воспоминания о вербовке присохли к памяти навсегда, и первое время я ссорилась с Женькой постоянно. Мне, человеку мирному и даже где-то пацифисту, хотелось его убить. Я думала, что буду ненавидеть его до конца своих дней. А спустя три месяца я переехала к нему на постоянное жительство. Вот так.
Нас, пандорийцев, сложно назвать серьезными шпионами — мы, скорее, мелкие пакостники. Как муравьи-разбойники проникают в чужой тщательно выстроенный муравейник, так мы в качестве хороших и безобидных работников проникаем в чужие фирмы, магазины, рестораны и телецентры и скрупулезно собираем информацию — от бухгалтерии до тщательнейшего психологического портрета коллектива — в зависимости от пожеланий клиента. А их цели в основном незатейливы — либо перекупить, либо сильно подточить, либо просто уничтожить, но мирно, бескровно, без криминала. Люди к нам обращаются самые разные — пару раз были даже жаждавшие справедливости обкраденные изобретатели, не прислушавшиеся к правилу: «Не изобретайте да не запатентованы будете!» Нас швыряет по всей стране и в Волжанске мы живем от силы полтора-два месяца в году, наша жизнь сумбурна и опасна, мы несемся по ней, словно по бурной реке между камнями и никогда не знаем, что будет с нами завтра, мы прячемся в искусственных личностях, мы лжем и хитрим, мы воры и сволочи, но уже за несколько лет одной жизни мы видели и прочувствовали столько, что хватит на много десятков жизней. Не могу сказать, что мне очень нравится то, что я делаю, но мне доставляет удовольствие то, как я это делаю.
— Ты все свои штучки успел вытащить из телефонов? — тихо спрашиваю я, оглядываясь, и Женька презрительно фыркает.
— Нет, оставил пару на память! Господи, — он смеется, — помнишь, как я сунулся в телефон одной безобидной фирмочки, чтобы поставить свою цацку, а там уже стоит одна — государственная. Ох, и мотали же мы тогда из этой фирмочки!
Он вытаскивает из кармана пластинку клубничной жвачки, сует ее в рот и, жуя, говорит: