— Я тебя прошу… ты должна понять, — Слава быстро взглянул на нее, и, увидев его бледное, застывшее лицо, она закрыла глаза и кивнула, чувствуя, что по щекам ползут холодные, бессильные слезы. Ее охватило предчувствие чего-то неотвратимого, страшного — гораздо страшнее того, что случилось до сих пор — она понимала, что Слава попросил ее об этом не просто так. Ее пальцы легли на ручку дверцы и сжались на ней — открыть и выпрыгнуть из машины на полном ходу и все, все… и она тут же отдернула руку, сжала провинившиеся пальцы в кулак и накрыла его ладонью. Слава прав — умереть легко, легче всего на свете, но это всего лишь бегство, а сбежать она не имеет права — теперь особенно. Право на смерть она потеряла давным-давно, когда сделала первый мазок на холсте Борьки K°-вальчука. В кармане у Славы пронзительно и зло запищал телефон, он вытащил его и бросил Наташе на колени.
— Выключи и спрячь — пригодится. Картина цела? Проверь.
— Не надо, — сказал сзади Костя. — Я ни на кого не кидаюсь, значит и картина в порядке. Эх, черт, тронто мой в джипе остался!
— Костя, ты прости, что мы так тобой рисковали, — Наташа спрятала умолкнувший телефон и повернулась. — Здорово ты с машиной!..
Костя махнул рукой и через силу криво усмехнулся.
— Да завсегда пожалуйста — обращайтесь! Я ведь сам разрешил, чего теперь-то! Кстати, я согласен со Славкой — это мудро, пойми, Наташ, это правильно.
— И ты туда же, — прошептала она и откинулась на спинку кресла, невидяще глядя на шоссе. Дорога. Снова дорога. Будь прокляты все дороги на свете — заасфальтированные, пыльные грунтовые, травянистые тропы, невидимые, по которым бродят сердца и чувства, по которым уходят души — будь проклято само это понятие!
Лес снова начал уходить в стороны, за ним потянулась темная громада гор, и вскоре, с правой стороны, на обочине возле отходящей от шоссе долгожданной грунтовой дороги свет единственной фары «десятки» выхватил из темноты косо стоящую старенькую «ауди».
— Генка! — облегченно сказал Слава и остановил машину так резко, что Наташа чуть не стукнулась о лобовое стекло. — Все, вылезай, быстро, быстро! Не успеем!
Наташа открыла дверцу и, схватив свой пакет, выпрыгнула из машины. Тотчас «ауди» сердито забормотала, вспыхнули фары и из нее выбрался широкоплечий, заспанный хирург, изумленно глядя на прибывших.
— Славка, какого хрена… — начал было он, но Слава, оббежав «десятку», распахнул заднюю дверь и крикнул.
— Генка, доставай парня и в машину! Наташка, в машину, бегом, пока их не видно… пока за поворотом! Быстрей, быстрей!
Римаренко перенес Костю в свою машину, и Наташа, уже садившаяся на переднее сиденье, услышала, как Слава быстро, задыхаясь, говорит ему:
— Сейчас гони на другую сторону — видишь проем между соснами — туда и за них! Фары выключаешь и сидишь! Как тут тачка проскочит, выжди чуток, а потом дуй по дороге через села и домой, понял?! — он закашлялся и сплюнул. — За Натаху башкой отвечаешь, понял?!! Все, давай!
Слава повернулся и бросился обратно к «десятке», и Наташа, все поняв, крикнула «Нет!» и выскочила из машины, но Гена, тоже начавший понимать, что к чему, успел схватить ее, когда она пробегала мимо, и Наташа с отчаянным криком забилась в его руках.
— Держи ее! — зло крикнул Слава, садясь в «десятку». — В машину, в машину давайте, мать вашу! В лес!
— Слава! — визжала она, яростно сопротивляясь и пытаясь вырваться все время, пока Римаренко заталкивал ее в «ауди». — Славка!!! Не надо!
Громко хлопнула дверца «десятки», и, уже трогая машину с места, Слава хрипло прокричал:
— Я вернусь! Вернусь!
И «десятка» умчалась, почти сразу же скрывшись за поворотом. Наташа обмякла на сиденье, содрогаясь в беззвучных сухих рыданиях, почти не почувствовав, как рядом плюхнулся Римаренко, приглушенно матерясь сквозь зубы, как «ауди» выбралась на шоссе, пересекла его и, подпрыгивая и дребезжа, влетела в проем между соснами, повернула, почти вплотную втерлась в узкое пространство между двумя изогнувшимися, словно от боли, старыми деревьями, фары погасли, и в салон плеснулись темнота и тишина. Секунд десять спустя мимо по шоссе на большой скорости пролетела машина, взвыв, словно жуткий ночной демонубийца.
— Успели, — выдохнул Гена, щелкнул зажигалкой и посмотрел на часы. Наташа вздрогнула, словно проснувшись, и схватила его за руку.
— Поехали! Поехали за ними!
— Сиди! — резко сказал он и вырвал руку. — Не для того он уехал! Это из-за тебя все, да?!
Наташа с глухим стоном отшатнулась, точно он ее ударил, и Римаренко, чертыхнувшись, похлопал ее по плечу и сказал уже мягче.
— Ну, прости, прости, все на нервах. Минуты три выждем и покатим, лады? Вот, скоро уже светать начнет, хоть потеплеет чуток, может… я, пока вас ждал, околел тут.
— Он вернется, — прошептала она, сцепив пальцы в немой молитве неведомому богу. — Он сказал, что вернется. Он должен вернуться.
— Конечно, вернется, — пробурчал Гена, поеживаясь. — Куда денется?! В молодости как-то, в ранней, конечно, помню, и покруче попали — и ничего!
— Вернется, — почти неслышным эхом отозвался сзади Костя.