Наступила ночь на 26 июня… Ночь эта была ужасной. Стремясь покончить с окруженной группировкой как можно скорее, не дать никому выйти из захлопнувшейся ловушки, гитлеровцы обрушили на нее массированный огонь изо всех стволов, ввели в дело ночные бомбардировщики.
С русской стороны, то есть оттуда, где проходила линия обороны двух армий, опекавших 2-ю ударную, никаких ответных ударов не производилось. Немцы громили оставшиеся в окружении дивизии и бригады безнаказанно. И то сказать: формально в кольце окружения армии уже не было, ведь ей приказано было исчезнуть, испариться.
Когда 305-я дивизия изготовилась к последнему удару, командование ее сумело связаться со штабом родной 52-й армии.
— Идем на прорыв! — сообщили окруженцы. — Помогите огнем… Дайте залп по переднему краю немцев! Надо подавить их пулеметные гнезда…
В ответ на эту пронзительную мольбу генерал Яковлев, командарм, обругал комдива.
— Что ты там самовольничаешь?! — грозно вопрошал Всеволод Федорович. — Какие еще организованные прорывы? Приказом Ставки велено вас раскидать на мелкие группы — вот и выполняйте приказ! И никакого артогня для вас не положено… По какой-такой статье боекомплекты потом спишу?
И ни один снаряд не был выпущен в помощь тем, кого поднял в отчаянную штыковую атаку комиссар Зуев. Не дождавшись, когда их товарищи из-за края света подавят огневые точки гансов, русские ратники бросились с криком «ура» на противника. Свинцовый ливень гитлеровских пулеметов встретил их редкие цепи. Но самоубийственный порыв обреченных был таким яростным и неудержимым, что с двух позиций русским удалось выбить пришельцев. Казалось, еще немного — и вот они, наши окопы… И тогда немецкое командование бросило на безумцев то, что успело собрать, благо освободились войска на других направлениях.
— Они расстреляли почти всех, — сказал Соболю чудом уцелевший в этой бойне знакомый комбат, это было уже утром, часов в шесть следующего дня. — Кто уцелел, вернулся, как вот я, или заполз в Замошское болото.
— А Зуев? — спросил Иван Дорофеевич. — Комиссара ты видел?
— Среди погибших не видел… Может быть, и уцелел.
В восемь утра немцы перешли в наступление, стремясь уничтожить разрозненные части армии или захватить их в плен. Русские продолжали драться, теперь уже без команды, на собственный страх и риск, не думая о безысходности положения.
Многие стали понимать: к своим не пробиться. Значит, надо постараться проскочить сквозь боевые порядки немцев и выйти в их тылы. А потом к партизанам примкнуть. Пока жив и здоров — надо драться с супостатом.
И Соболь, калач тертый и командир хладнокровный, обстоятельный человек, прикидывал, где бы поудобнее прорваться к немцам в тыл. Там он получит некоторую свободу действий, оглядится и выберет направление для выхода к своим. А не удастся — станет партизаном, как и предписано директивой.
Пока он соображал, появился капитан из инженерной службы 305-й дивизии.
— Дорогу знаю через Замошские болота, товарищ майор, — сказал капитан. — Зимой ставил там мины натяжного действия. Если осторожно передвигаться, то можно днем одолеть это поле. Берусь провести…
— Тогда бегом марш! — скомандовал Соболь товарищам, нельзя было терять ни минуты.
На берегу болота залегли и по-пластунски поползли друг за другом по минному полю. Ползти предстояло с километр. Когда миновали половину смертельного пути, увидели, как на краю болота немцы окружили группу наших и принялись разоружать их. Кто-то крикнул там, в этой толпе прижатых к минному полю людей: «За мной!» И все бросились за смельчаком бежать прямо по минам, задевая проволочки, ведущие к детонаторам. Они видели, конечно, что у них под ногами, но повернуть обратно, где ждал их плен, не захотели.
Раздались взрывы. Ошеломленные пришельцы опустили оружие и уважительно смотрели на погибающих русских.
А Соболь понял, что в такой обстановке, когда уцелевшие от разрывов люди уже подбегают к его группе, не имеет смысла ползти по-пластунски. Он поднял товарищей и повел их за проводником к опушке леса. Немцев там пока не было. По их следу вышли еще три десятка бойцов и командиров.
Несколько дней Иван Соболь и его товарищи находились в немецком тылу. А в ночь на 4 июля пробились через передний край противника и в районе деревни Тютицы вышли на позиции 225-й стрелковой дивизии.
57
Шура Капецкая была самой молоденькой в их компании, ей и шестнадцати не исполнилось… Когда 364-й хирургический полевой передвижной госпиталь в декабре сорок первого остановился ненадолго в Тихвине, туда пришли устраиваться местные девчонки. Шура увязалась за ними, недоросток, а туда же. Но чем-то пришлась по душе начальству, ее и взяли вместе с тридцатью другими сандружинницами.
Госпиталь тогда не в Тихвине был, а в Пикалево, потому как в самом городе шли бои. Потом госпиталь поколесил по железным дорогам, в предполье Волховского фронта, и уже в конце января 1942 года проследовал в полном составе через Мясной Бор.