Мясной Бор

Наступил февраль. В первый день месяца, на рассвете, выдвинутые вперед разъезды 87-й кавалерийской дивизии уткнулись в укрепленный пункт Ручьи. За Ручьями лежал Апраксин Бор, потом Вороний Остров, а там и рукой подать до Любани. Но конники опоздали. Воздушная разведка противника засекла движение дивизии полковника Трантина. Германское командование спешным порядком бросило сюда резервы, подтянуло артиллерию и танки, лихорадочно торопясь создать линию обороны, чтобы связать Кривино, Ручьи и Червинскую Луку.

А наши конники слишком далеко вырвались вперед, артиллерия от них отстала, боеприпасов оставалось мало. На внезапность атаки теперь рассчитывать тоже не приходилось. Оставались на вооружении решительность и дерзость. Иногда они помогали. Командир эскадрона Меньшенин любил, например, наносить удары по флангам. Вот и теперь он решил обойти деревню Ручьи с востока, увлекся, зашел немцам в тыл и попал между молотом и наковальней. Позади у него гарнизон Ручьев, а впереди — резервные батальоны, что шли к немцам на помощь со стороны Любани. Деваться было некуда. И тогда Меньшенин развернул эскадрон и ударил по тем, кто ничего не подозревал. Решив, что Ручьи захвачены русскими, гитлеровцы в панике метнулись обратно. Комэска снова развернул ребят на сто восемьдесят градусов и повел в наступление на укрепленный пункт, атаковал его с той стороны, откуда немцы ждали подкрепление.

На второй день февраля на помощь конникам стали подходить стрелковые бригады… За ними двигалась 191-я стрелковая дивизия полковника Старунина. На правый фланг этих соединений, к Сенной Керести, выходила 4-я гвардейская дивизия генерал-майора Андреева. Через горловину Мясного Бора в прорыв втягивались все новые и новые части.

Генерал-лейтенант Клыков уже не раз и не два сетовал в разговоре с комфронта Мерецковым на возникшие сложности в управлении разраставшейся армией. Дивизии и бригады, говорил Николай Кузьмич, понесли огромные потери и пока не пополнены свежей силой. Как отдельным соединениям, им ввиду обескровленности трудно решать самостоятельные задачи. Обстановка меняется ежечасно, сложность ее нарастает. Штаб армии не в состоянии обеспечить надежную связь с возросшим числом соединений.

Мерецков и сам понимал, что происходит. Но Кирилл Афанасьевич также знал, как не любят в Ставке разговоров об оперативных группах. Выждав несколько дней, командующий все же набрался духу и связался с Москвой для обоснования предложения о создании временных оперативных групп. Кирилл Афанасьевич ссылался на опыт Тихвинской операции. Тихвин в Ставке помнили, и это помогло пробить идею.

Парадоксальность ситуации состояла в том, что рождение оперативных групп было сугубо армейским делом, никаких тут особых разрешений сверху не требовалось. Группы создавались приказом по армии — вот и все, прерогатива, так сказать, любого командарма. И от Мерецкова требовалось дать Клыкову рекомендацию на сей счет, ограничиться устным распоряжением. Но Кирилл Афанасьевич помнил о недавнем случае. Десятого января он говорил по прямому проводу с Верховным. «Хотим создать в Четвертой армии оперативную группу, товарищ Сталин…» — «Опять мудришь, товарищ Мерецков, не хочешь угомониться и воевать спокойно, — с многозначительной интонацией проговорил Верховный. — Зачем дробить армию на две части? Зачем распылять собственные силы? Четвертую надо сохранить как армию во главе с генералом Ивановым. Никакой опергруппы в составе ее не нужно».

Посыле такой отповеди Мерецков не решался выдвигать и соображения по 2-й ударной. Потом все-таки рискнул и был удивлен легкостью, с которой Ставка пошла ему навстречу.

Были созданы три группы, их возглавляли генералы Андреев, Коровников и Привалов. А когда 13-й кавкорпус Гусева и другие соединения вышли на линию Сенная Кересть, Ручьи и Червинская Лука, Мерецков понял, что у него появилась возможность разгромить немецкие войска, сосредоточенные в районе Чудово, Любань. Достаточно перерезать Октябрьскую железную дорогу северо-западнее станции Чудово, и они окажутся отрезанными от главных сил, лишатся путей подвоза боеприпасов и даже не смогут отойти к своим. Но генерал армии явственно ощущал, как выдыхаются, становятся все слабее удары его прорвавшихся подразделений. Да, он потребовал от генерала Клыкова уничтожить противника в районе Острова и Спасской Полисти, а затем не позднее 6 февраля стянуть в район Сенной Керести и Ольховки 327, 374, 382 и 4-ю гвардейскую дивизии. Затем объединенными силами ударить в сторону деревни Пятница, после чего на станцию Бабино, что от Чудово в двадцати километрах. Гусевский корпус получил приказ выйти к Красной Горке, от нее близко Любань…

Конники не подвели. Внезапно атакуя противника, 25-я кавалерийская дивизия подполковника Трофимова на плечах отступающих немцев ворвалась в село Дубовик и к концу дня 6 февраля вышла к Большому и Малому Еглино, Конники нанесли удары по флангам этих укрепленных пунктов, а приданная им 59-я стрелковая бригада полковника Глазунова атаковала железнодорожную станцию Еглино с фронта.