Мясо (СИ)

— Дык я… я Свинолуповский, а она шваль за Гомель ёма ханурика отродясь. А он ведь выхлестыш, я ведь знаю его. Дык коровам хвосты крутять. А она и пишеть, я, мол, не чугунная, тебя дожидась, а я, чаго отвечать, не знамо. Ну, всё, думаю, хана. Тут мне Михась, москаль грёбаный, говорить, нитку, говорить, меж зубов пошоркай и в руку вшей. Враз комиссуют. Ну, я и вшил. Глыбко вшил, для пущей верности. А оно намедни ещё не так чтобы, а вчорась как сдоба вспухла, ёптэ…

А москаль мне, нитку, говорить, найдуть, посодють за вредительство члена, в смысле уклонения. Ну, я ему здоровой и заехал в дышло… Вот, теперь на Дымова одна надежда… Поможешь, Серёг?

Дымов вытащил термометр. Взглянул на него и покачал головой.

— Тридцать семь и два. Слабенько боремся.

Он повернулся к Артуру.

— Вот так вот, мой друг. Солдаты гибнут не от ран. Солдаты гибнут из-за плохого питания.

Он принялся ощупывать опухоль.

— …Здесь у нас на незатронутые структуры флегмонка наползает… Нет ни свищей, ни абсцессов. Странно… Хотя, конечно, четвёртый день… Токсико-резорбтивная лихорадка…

Дымов вгляделся в покрытое каплями пота лицо. Дотронулся до трясущейся здоровой руки.

— …Отсутствует. Хотя гнойный процесс тяжёлый, с высокой резорбцией… Перестань трястись… Встань и стяни штаны… Стяни штаны, говорю…

— Ты это чего?! Чего это ты?!

— Давай, дружок, мне тебя осмотреть надо. Таак. А теперь трусы.

— Ну уж нет! Это уж…

Дымов рывком стянул с солдата трусы.

— Так, теперь подбери-ка своё хозяйство… Признаков сепсиса нет. Желёзки… слегка припухшие… Чёрт! Артур, посмотри на эту руку и скажи мне, почему так слаба реакция организма. Мне, что же, опять министру обороны писать?! Знаешь, что мне в прошлый раз ответили? Да ничего не ответили. Комар к себе вызвал, сказал, что солдатский рацион соответствует ГОСТу и был кропотливо составлен на основании статистических данных и научных работ ответственных работников системы здравоохранения. Прямо так и сказал, представляешь? Работ работников системы… Тьфу! Да они моему письму даже за пределы части выйти не дали… Как же! Все офицеры по четвергам у склада отираются. Кроме, пожалуй, Сармаша и Оскомы… Да ладно, чего уж говорить. Давай, Артур, мой руки — и за дело.

— Поди, больно будеть, — пропел Бакотов. Бледные губы его тряслись.

— Нет, больно не будет, — Дымов достал из шкафа новенький автоклав.

Артур подошёл к маленькому, прилепившемуся к стене умывальничку. Тщательно вымыл руки. Обработал их голубоватой жидкостью из стоящего тут же флакончика.

— Халат в платяном шкафу возьми, — сказал Дымов и принялся выкладывать на стол инструменты.

Артур надел халат. Подошёл к столу и натянул резиновые перчатки.

— Вон ту ванночку возьми, — Дымов вытянул руку с затянутыми в резину пальцами. — Нет, лучше то ведро.

И взял со стола скальпель.

Держа на весу ведро, Артур смотрел, как Дымов обколол распухшую руку новокаином, как выбрил мягкие светлые волосы от кисти до сгиба локтя, как вжал лезвие скальпеля в натянувшуюся кожу. Потом его стошнило и он отвернулся. Повернулся, лишь когда Дымов крикнул:

— Держи ровнее ведро, на пол льётся.

И тут же снова отвернулся.

Минут через десять Бакотов жалобно произнёс:

— Таперича шибко больно.

— Ничего, — успокоил его Дымов. — Осталось совсем чуть-чуть. Артур, убери ведро. Оставь его у входа и принеси ванночку.

Стараясь не разглядывать содержимое, Артур поставил ведро у двери. Взял с полки ванночку и, лишь опуская её на стол, впервые посмел окинуть его поверхность взглядом.

Он увидел грязные тампоны и тряпки на побуревшей от нечистой крови простыне, тёмное месиво между двумя лоскутами чудовищно растянутой кожи и еле успел добежать до раковины.

— Усечь кожу я тебе сам не смогу, — сказал тем временем Дымов. — Я тебе её пока так задренирую…

Бакотов застонал.

— Сейчас, потерпи дружок, тут у тебя ещё некротические ткани остались… Чёрт, химопсина бы. У меня здесь никаких ферментов, один фурацилин и антибиотики. Артур, возьми в шкафу фурацилин с перекисью. И достань пенициллин с ампициллином. Придётся вводить и стафило- и стрептофаги. Я здесь даже раневую микрофлору высеять не смогу… Сейчас, дружок, сейчас. Артур, поменяй перчатки и приготовь марлевый дренаж. Хорошо… Нет, этого мало. И посмотри, сколько осталось стерильной марли. Дренаж надо будет менять четыре раза в сутки.

Артур застыл у раскрытой двери шкафа. Сказал, не поворачиваясь:

— Это невозможно.

— Что не возможно, — рассеянно, спросил Дымов.

— Тебе что, никто ничего не сказал?

— А что мне должны были сказать?

— Мы с тобой завтра на семнадцатый пост заступаем.

Артур подошёл к столу с запечатанной пачкой марли. Положил. Стянул старые перчатки и принялся натягивать новые.

— С каких это пор пожарники караулы мочат?

— Полбатальона в госпитале с отравлением лежит.

— Таак, — протянул Дымов. — Интересно, почему я всё узнаю в последнюю очередь?

— Да нет, — сказал Артур. — Это мне из-за губы раньше сообщили.

— Слушай, точно. Ты же на гауптвахте должен сидеть…

— Парни, вы обо мне не забыли? — раздался жалобный голос Бакотова.

— Ладно, — сказал Дымов. — Убери пока марлю… И набери два куба новокаина в шприц.