— Не могу. К обеду уголь разгрузить надо. Мне после обеда заступать. И завтра тоже, бля… Надо же, нашли время травиться, дристопшонники…
Артур отошёл на пару шагов назад.
— Эй, воины! — крикнул он, задрав голову. — А ну слазь.
Четверо солдат замешкались, но видя, что Зелепунин молчит, спрыгнули с вагона на кучу угля, предварительно побросав вниз лопаты.
— Теперь назад отойдите, — сказал Артур и, обежав вагон, попытался скинуть петли с крюков. Тщетно.
— А ну навались! — гаркнул он солдатам.
Те подбежали. Упёрлись руками в передний борт. Надавили.
— Когда скажу, — сказал Артур, — отбегайте! Иначе придавит!
И, закричав «Назад!», скинул петли.
Борт рухнул с жутким грохотом, едва не накрыв замешкавшихся, и почти вся масса угля съехала по нему к ногам ошеломлённых солдат.
— Ну вот, — Артур отряхнул руки. — А ты говорил — до обеда.
— Ладно, — сказал Зелепунин. — Троих дам.
— Троих мало. Давай шестерых.
Зелепунин почесал затылок.
— А Кизякаев тебе через четверть часа пачку «Мальборо» подгонит.
— Ладно, — зевнул Зелепунин. — Возьми шестерых. Но не за сигареты, а за разбитую рожу Ускова.
— А, так Кизякаева не присылать? — спросил Артур.
— Присылай, присылай. Нам теперь до обеда только курить и осталось.
— Донат богом! — ругался Алимардонов, стирая рукавом ржавую труху со лба.
Кизякаев возился с задним мостом. Молодняк, облепив, словно тля, облицовку, лихо скручивал головы крепящим её болтам. Свет ламп отдыхал на сосредоточенных полудетских лицах. Сам Артур возился с бензобаком. Проржавевшие насквозь болты никак не хотели откручиваться.
Где-то под ним Алимардонов включил горелку. Артур бросился к баллонам и перекрыл вентиль. Крикнул, пнув торчащий из-под машины сапог:
— Ты чего, Аська, сбрендил! Дай же бензобак снять!
— Да ладно, чего там, — отозвался тот. — Я же сам с этой машины бензин сливал. Вон, левая фара разбита…
— Всё равно подожди, — сказал Артур. — Мало ли, сколько там ЗИЛов с разбитыми фарами.
Когда сняли бензобак, он оказался на треть полным.
— Ух ты! — удивился Алимардонов, и Артур влепил ему звонкую затрещину.
Проходящие офицеры недовольно косились на молодых. Несколько раз прибегал начальник цеха из вольнонаёмных. Спрашивал, разберут ли к вечеру. Артур, загадочно улыбаясь, жал плечами. Начальник цеха ругался, говорил, что к весне надо выводить технику, и снова убегал. К обеду, когда младший сержант Зелепунин пришёл за своими подопечными, от ЗИЛа осталась лишь обглоданная рама, опирающаяся о передний мост. Теперь можно было не торопиться.
К концу рабочего дня на месте грузовика был лишь залитый маслом пол да пара капель крови Кизякаева, зажавшего себе палец между мостом и крюком кран-балки.
— Что бы я без тебя делал, Сагамонов, — говорил начальник цеха. — И чего они все к тебе прицепились?! Да я бы тебя за такую работу… Да я бы тебя к высочайшей награде…
— Ладно, дядь Лёш, пойду я, — перебил его Артур. — Не то ты меня совсем слюной забрызгаешь.
— Эх, Сагамонов…
Вместе с ремонтной ротой он дошёл до столовой, но внутрь заходить не стал, а прошёл дальше, к клубу. При входе наткнулся на прапорщика Попова, разговаривавшего со своей женой, заведующей клубом Татьяной Васильевной. На рукаве у него была красная повязка дежурного по части. Артур прошёл было мимо, но Попов окликнул его.
— Стоять, солдат.
Артур остановился.
— Кругом.
Артур повернулся.
— Рядовой Сагамонов, почему не отдаёте честь?
— Так ведь честь у меня не безграничная. На всех не напасёшься. Ну и потом — вы с дамой…
— Смирно! Вы как разговариваете?! А ну крючок застегнуть, солдат! И где ваш головной убор?!
Артур повернулся и пошёл к столовой.
— А ну вернись!
Гравий ласково хрустел под ногами. Пара мёртвых листочков затеяла в воздухе головокружительный танец.
— Вернись, я сказал!
Артур видел сквозь окна столовой стриженые головы солдат. Их лица были повёрнуты к нему, глаза глядели на него и сквозь него. Артур улыбнулся им, и тут же позади раздался женский голос:
— Володя, пожалуйста, не надо…
Артур повернулся и пошёл прямо на схватившегося за кобуру Попова. Подойдя сказал:
— Виноват, товарищ прапорщик…
— Трое суток ареста!..
— Давайте сегодня без ареста. У меня что-то совсем нервы сдают.
— Да ты!..
— Я вас прошу. Такого больше не повторится, — Артур застегнул крючок и поправил ремень. Встал по стойке смирно.
— Да ведь это чёрт-те что…
— А за шапкой я сейчас схожу. Ладно?
Попов с сомнением посмотрел на Артура. А тот повернулся к плачущей женщине и сказал:
— Простите и вы меня, Татьяна Васильевна.
Когда он вошёл в столовую, тепло сотни солдатских тел ещё витало в воздухе. Пахло ваксой и казённой пищей. Артур сел за стол. Лёха поставил перед ним гренки из белого батона, блюдце с горкой жёлтых паек и банку с клубничным вареньем. Ушёл в кухню за чаем.
— Покрепче сделай, — крикнул ему Артур. — Мне сегодня спать вряд ли придётся.
— Чего это у тебя с Попом вышло, — спросил Лёха, ставя на стол дымящуюся чашку. — Он что, тебя действительно пристрелить хотел?
— Да нет. Так, пошутили.
Лёха с сомнением посмотрел на Артура.
— Ничего себе шуточки! Даже его жена слезу пустила.