Мясорубка для маленьких девочек

— Ладно, ребята, о'кей! У меня в сундуке, кажется, завалялся один экземплярчик. Поверьте, я его ни за какие деньги не продал бы. Эта книжка — единственная вещь в нашем подлом мире, которой я по-настоящему горжусь. В ней воплощены все мои мечты… В те времена мне даже казалось, что она меня переживет и станет моим вечным завещанием. Но не выгорело, это я ее пережил. Да что там…

И я поднялся на ноги.

— Для этого мне понадобится чуть больше света. Я оставил в лампе капельку керосина для торжественных случаев, типа рождественского ужина. Но сегодня тоже большой праздник, верно?

Я догадался, что парни ухмыльнулись под своими масками. Не подозревая ничего худого, они следили, как я неуверенно лавирую по комнате, натыкаясь на все, что попадалось по пути; вот раздался звон разбитого стекла, потом скрип стола, потом глухой шорох падения большой ивовой корзины. Заржав, они обозвали меня «старым пердуном». Наконец я ощупью нашел полку и снял с нее лампу и спички.

— Все в порядке, ребята. Жаль только, ноги меня не слушаются и глаза совсем сдали. Грустная штука старость.

Вспыхнул свет, и они наконец увидели меня. И ясно увидели всю мою берлогу. Я прикусил губу в ожидании первого крика.

И он раздался — крик ужаса, от которого у меня прямо в ушах зазвенело. Остальные сразу поняли, почему вопил их дружок, и так же дико заорали при виде Мистигри, Султана и Кики, выбравшихся из своего разбитого аквариума. В следующий миг Султан уже обвился вокруг ноги одного из парней, другие в панике бросились во все стороны, а я забился в угол, чтобы не угодить под пули, но не упустил ни одной подробности происходящего. Я смотрел, как три мои рогатые гадюки, вспугнутые грохотом выстрелов и яростью людей, вонзают зубы направо и налево, в их щиколотки и ляжки. А Медор, мой восьмиметровый королевский питон, свесившись с потолочной балки, стальным кольцом стиснул одного несчастного, чья грудная клетка затрещала еще раньше, чем я предполагал. И я его хорошо понимаю, моего Медора: последнюю козу он проглотил еще в прошлом году, я одолжил ее у одного грубияна фермера, обжулившего меня на литре молока.

Одному из парней удалось вырваться, и он кинулся бежать в ланды, вопя как безумный; я быстренько водворил на место своих питомцев, пока они не взялись за последнего уцелевшего, который лежал возле комода в глубоком обмороке. Пришлось влепить ему несколько затрещин, чтобы привести в чувство. К счастью, это как раз оказался нужный.

— Ну как, очухался? Теперь нас здесь только двое, ты да я. Заметь, я очень доволен: мне так долго не удавалось договорить до конца все, что накипело. Мои рогатые подружки заперты, а питон уже начал переваривать твоего приятеля и, значит, оставит нас в покое на ближайшие шесть месяцев. Знаешь, воспоминания — упрямая штука, так и просятся наружу, и иногда на них кое-кто клюет. Я не все их распродал, как и свою книжку. Так зачем она тебе понадобилась?

— Я не хочу об этом говорить… Можете пытать меня хоть до завтра, я буду молчать как рыба.

— Ну тогда… Тогда дело грозит затянуться. Потому что терпения у меня вагон и маленькая тележка, так-то, дружок. Хочешь пример? Я до сих пор жду возмещения русских царских займов.

Он медленно стянул с себя вязаную маску и вытер ею взмокшее от пота лицо.

— Ладно… Я усек… Меня зовут Бернар Лампрехт, я живу в Париже.

— Лампрехт… Лампрехт… Ты случаем не родственник Рене Лампрехта, торговца оружием?

— Это был мой отец.

— Браво, браво!.. Достойная семейка! Насколько я знаю, его приговорил к смерти Аристид Первый, король Габона, после государственного переворота, которым, судя по всему, руководил твой папаша… Увы, такие воспоминания не молодят! Так что же с ним сталось?

— Его отдали на завтрак крокодилам. Этот Аристид был ранняя пташка. Нужно сказать, что папаша сбежал из королевского дворца в Либревиле не пустой. Думаю, ему трудновато было покрыть 700 миль с грузом в шесть кило алмазов. В конце концов его изловили в Конго, возле Майюмбе.

— Майюмбе? Да это же там, где я жил!

— Верно. И ему пришлось отсидеть неделю в каталажке рядом с пальмовой рощей.

— Знаю, они построили эту тюрягу в 1959 году, уже после моего отъезда. Ну а дальше?

— А дальше габонцы вытребовали папашу к себе. Только вот эти чертовы алмазы… Никто так и не узнал, куда он их упрятал…

Африканские приключения — это такая захватывающая штука, никогда не заскучаешь. Но на сей раз я понял, что мои собственные по сравнению с этими просто детские игрушки. Парень вытащил из кармана сложенный листок бумаги.

— Старик знал, что его ждет. Ему разрешили написать родным прощальное письмо. Нате, читайте сами.

«Дорогая Аннет, дорогой мой сынок Бернар,