Панов постарался вычеркнуть из памяти весь этот кошмарный период своей жизни, и ему это почти удалось. Но чекисты не сдержали данного слова – весной 95-го года на горизонте вновь возник Скопин, а вместе с ним из дальних закутков архивов всплыли на поверхность расписка и давние компрматериалы, которые в нынешней ситуации представляли собой, пожалуй, еще большую опасность, чем прежде. В итоге Панов был поставлен перед дилеммой: либо пустить себе пулю в лоб, либо выполнить поручение Скопина, как тот соизволил выразиться: «На этот раз последнее поручение». Он выбрал второе, потому что в душе надеялся, что сумеет переиграть Скопина и его коллег. Но он жестоко ошибся, в эти игры они играли гораздо лучше. С каждым новым днем он запутывался все более основательно и уже всерьез подумывал о самоубийстве.
Скопин и его охранники вошли в третий подъезд высотки и стали подниматься на четвертый этаж, где находилась двухкомнатная холостяцкая квартира Панова. У него были веские причины бросить свои неотложные дела и без промедления выехать на Котельническую набережную. Дело в том, что Панов предупредил его, что несколькими минутами ранее ему звонила его бывшая возлюбленная Вика Строганова. Она просила его по старой дружбе помочь ей запустить в телеэфир сенсационный материал, который она привезла из Чечни. Панов при этом уточнил, что он поможет своему давнему мучителю решить эту проблему лишь при соблюдении определенных условий: Скопин должен вернуть ему оригинал расписки, сам же, в свою очередь, – написать бумагу под диктовку Панова. Только в этом случае он готов будет «сдать» Скопину свою несостоявшуюся женушку вместе со всеми ее потрохами.
Скопин, естественно, не собирался возвращать никаких расписок. Он надеялся одним выстрелом убить двух зайцев: изъять компрометирующие его пленки, а если удастся, то захватить вместе с ними и саму Строганову, а во-вторых, он собирался избавиться от Панова, потерявшего в его глазах всякую ценность.
– Стойте пока здесь, – сказал Скопин охранникам. – Если увидят вас, придется ломать дверь.
Сам он поднялся на лестничную площадку и нажал на кнопку звонка. Вместо Панова дверь ему открыл совершенно незнакомый человек.
– А где Панов? – растерянно произнес Скопин.
– Я вместо него, – сказал незнакомец и шагнул к нему навстречу.
Скопин попытался позвать охранников – слова почему-то застряли в горле. Ноги сами собой подкосились, он стал заваливаться назад, но упасть ему не позволили – чьи-то руки подхватили его обмякшее грузное тело и втащили внутрь квартиры.
В седьмом часу утра один из жильцов высотки набрал номер милиции. Ему показалось подозрительным, что дверь соседней квартиры распахнута настежь, а ее владелец почему-то не отзывается на призывы. Часом позже на квартире Панова уже работала дежурная бригада по городу. Их глазам предстала следующая картина: на полу гостиной в лужице крови, натекшей из простреленной головы, лежал грузный мужчина лет пятидесяти, а прямо над ним в веревочной петле висел сам хозяин квартиры.
Над трупом склонились двое криминалистов, затем один из них присел на корточки и рукой в резиновой перчатке осторожно взял пистолет, прижимавший к груди покойника лист бумаги.
– Ну что там? Записку оставил?
Коллега заглянул ему за плечо и, медленно шевеля губами, прочел текст предсмертной записки Панова:
ЭТОТ ЧЕЛОВЕК ПРЕВРАТИЛ МОЮ ЖИЗНЬ В КРОМЕШНЫЙ АД.
ГЛАВА 67
– Срочно машину к подъезду! И предупредите охрану.
Отдав необходимые распоряжения, Урванцев нетерпеливым жестом отослал помощника. Медленно опустился в кресло, поставил локти на край стола, положив подбородок на сцепленные пальцы. В таком положении он просидел несколько минут, пытаясь найти хоть какой-то выход из ситуации. Но, как ни крути, влип он по всем статьям. Голова была пустой и гулкой, как расстрельный коридор.
Генерал окинул прощальным взглядом свой просторный кабинет. Больше он сюда не вернется. Его блестящая и многообещающая карьера на этом завершена. Еще вчера при одном упоминании его имени трепетали сотрудники всех отделов и управлений ФСБ, любого из них он мог раздавить мизинцем. А сегодня он никто, прах, который завтра развеют по ветру.
Урванцев снял с плечиков штатский пиджак, облачился в него, затем вышел в приемную. Здесь должны были дожидаться его двое охранников, а еще четверо к ним присоединятся в коридоре. Плюс машина с охраной у входа… Но в приемной было пусто: ни помощника, ни его личных телохранителей. И эти сбежали. Как крысы, в панике покидающие тонущий корабль.
– Куда все подевались? – пробормотал он себе под нос, хотя прекрасно понимал, что вокруг него происходит.
Урванцев остановился у стола, за которым обычно восседал его помощник, и снял трубку одного из телефонов. Приложил к уху. Звенящая тишина. Снял другую, третью… Результат тот же, все линии разъединены.