— Ты правда совсем не хочешь им помочь? — с досадой спросил я.
Это прозвучало жестче, чем я хотел. А может, я действительно осуждал ее.
Она со вздохом подтянула колени к груди:
— Ты был прав насчет того, чтобы предупредить Тони и Десмонда. Они помогли нам, и надо отплатить добром за добро. Но — нет. Я не горю желанием помогать людям, которые меня ненавидят.
— Нас ненавидят не все. Ты слишком плохо думаешь о людях.
Мой гнев начал просачиваться наружу, и я сжал кулаки. Да, она по-настоящему этого хотела. Уничтожить людей и защитить Михея.
— А ты — слишком хорошо! Недели не прошло с тех пор, как нас едва не растерзала толпа! А твои родители… — Рен вдруг осеклась.
— Не надо напоминать мне о родителях, — напряженно отозвался я. — У меня отличная память.
— Это я знаю. — Она смотрела в землю. — Вот и не понимаю, с чего ты так рвешься им помогать.
— А я не понимаю, как ты можешь поворачиваться спиной, когда есть возможность помочь. Не только людям, но и рибутам. Ты вычистила остинский филиал с помощью одного-единственного рибута. Одного, Рен! Ты представляешь, что можно сделать с сотней?
Она нахмурилась и не ответила.
— Они там умирают, а тебе наплевать? — Мне становилось все труднее говорить ровно. — Посмотри, что они сделали со мной. С Эвер. Мы можем положить этому конец.
Я сразу пожалел, что упомянул Эвер, — она взглянула так, словно я ее ударил. Наверно, я сделал это потому, что она припомнила моих родителей.
— Я не обязана спасать всех подряд.
— А кто же тогда?
— Это тебе позарез нужно всех выручить! Вот и займись. — Она сказала это почти шепотом, но была в ярости.
— Я хочу, чтобы мне помогала ты. Я хочу, чтобы ты захотела помочь.
После этих слов Рен подняла глаза и смотрела на меня так долго, что мне стало не по себе. Наконец она спокойно проговорила:
— Нет. Я не хочу помогать. — Она встряхнула головой и скрестила на груди руки. — Может быть, тебе лучше увидеть меня такой, какая я есть, а не такой, как тебе хочется.
Я моргнул, застигнутый врасплох.
— Возможно, такая, какая есть, я тебе не нравлюсь, — повела она плечами. — Не могу тебя упрекнуть.
— Что ты говоришь? Опомнись! — Я хотел взять ее за руку, но она отстранилась и встала. — Конечно же, ты нравишься мне.
— Почему? — Она посмотрела мне в глаза. — Почему ты так горюешь об убийстве одного человека, но тебе совершенно наплевать на то, что я убила десятки? Почему тебя не волнует отсутствие у меня угрызений совести? И то, что я пять лет послушно выполняла все приказы КРВЧ? Я делала вещи, о которых даже не рассказывала тебе, а ты взбунтовался за считаные недели, проведенные здесь. Почему меня это устраивало, а тебя — нет?
— Я… я не… — Нужных слов так и не нашлось.
— Пораскинь мозгами, — мягко предложила она.
Я не хотел об этом думать. Хотел просто обнять ее и сказать, что она мне очень нравится, а на все остальное мне плевать.
Только вот было ли мне действительно плевать?
Пригнувшись, она вышла из палатки, я не стал ее удерживать. Так и сидел на земле, пытаясь переварить этот разговор.
Я знал, что Рен убила столько людей, что мне было даже страшно подсчитывать. Некоторых она убила на моих глазах, чтобы спасти меня, и я не винил ее за это. Это была самооборона. Она не хотела никого убивать.
Как и я. Однако убил. И если судить ее за то, что она была вынуждена сделать, то не начать ли с себя?
«Мир не черно-белый, Каллум». Ее вчерашние слова вдруг стали понятнее мне. Я никогда не видел столько полутонов, сколько видела Рен, но, возможно, смог бы понять, почему она ставила себя на одну доску с Михеем. Почему не видела разницы между его убийствами и своими.
А может, ее и не было, этой разницы. Может, все мы были одинаковыми — Михей, Рен и я. Все мы убивали. Держу пари, что люди, взгляни они на нас троих, не нашли бы особых различий.
Невесело вздохнув, я вышел из палатки. Меня потряхивало. Я постарался не думать о том, какими глазами люди смотрят на рибутов, так как иногда все еще чувствовал себя человеком. Но одна мысль все же не давала мне покоя. Может, Рен права и они действительно не хотят нашей помощи.
Глава 12
Рен
Не вовремя я сунулась к Каллуму со своими вопросами. Да и вообще надо забыть о них раз и навсегда, думала я уже после, когда сидела в палатке одна, слушая звяканье мисок, возвещавшее о начале обеда.
Хотя рано или поздно мы все равно пришли бы к тому же. Как я могла ему нравиться, если все, что я сделала, приводило его в ужас. Пусть лучше задумается об этом сейчас.
Вот только до чего он может додуматься? Вот что страшно.
Со стороны костра донесся смех, и я неохотно отвела полог палатки. Мне не хотелось ни с кем общаться, но я пропустила завтрак, и голод настойчиво давал о себе знать.
Невдалеке от стола с едой я увидела две отчаянно жестикулировавшие фигуры.
— То, что я не считаю родного отца плохим человеком, еще не значит… — заорала Адди, но Кайл перебил ее:
— Твои человеколюбивые разглагольствования добром не кончатся — мигом скрутят!
— Что значит «скрутят», черт побери? — досадливо отозвалась она. — Вы все тут…