Мятеж главкома Сорокина. Правда и вымыслы

Двигаться войскам приходилось по местности, где негде было взять ни продуктов для людей, ни фуража для лошадей и домашнего скота. Питаться люди могли только тем, что собирали в лесу: желуди, дикие яблоки и груши, изредка на полях попадалась недозревшая кукуруза. Ее варили вместе с соломой. Чем дальше двигались войска, тем голод усиливался, а беженцев прибавлялось, — их уже было около 30000 человек. Опасность заставляла семьи бойцов и командиров, красную администрацию покинутых станиц и сел быть рядом с войсками, а то и непосредственно в их боевых порядках, а это еще больше усиливало дезорганизацию, снижало дисциплину и дух бойцов. Все красноармейцы были одеты кто во что попало и отличить бойца от беженца было трудно. Но даже та ветхая одежда, которая была на них, при нахождении в горах и лесах быстро истрепалась и изорвалась, некоторые были только в нижнем белье, большинство шли босыми. Но тяжелее всего был «патронный» голод. У немногих было по 2–3 патрона на винтовку, а у половины не было и их.

Вторая и третья колонны далеко отстали от первой. В Геленджике они остановились на 3 дня, здесь 27 августа было проведено заседание Военного совета и объявлено о создании Таманской армии. Ее по-прежнему составляли три колонны: первая — под командованием Ковтюха, вторая — Сафонова, и третья — Матвеева. Был избран и командующий армией. Им стал моряк И.И. Матвеев. Как вспоминал потом участник заседания Военного совета Г.Н. Батурин: «Матвеева пришлось долго уговаривать, он упорствовал, мотивируя свой отказ тем, что, будучи моряком, не знает правил ведения сухопутного боя, тем более на уровне командующего армией». В конце он поставил условие: «Я буду драться с вами в первых рядах — это вы увидите, но руководит штабом пусть товарищ Батурин»[231].

Численность войск Таманской армии составляла 13000 штыков и более 3000 сабель при 30 орудиях. Была даже сделана попытка ввести единый знак отличия для бойцов и командиров армии. Каждый из них должен был носить на левом рукаве верхней одежды ниже локтя угольник из красного материала. Вместо председателей отрядных, полковых, батальонных комитетов было решено также ввести должности политических комиссаров колонн, частей и подразделений. Они назначались приказом политического комиссара армии, которым был член партии большевиков Н.К.Кига.

Вообще-то объявленное образование армии организации войскам особо не прибавило. Во всяком случае, в 2-х последних колоннах, несмотря на обещание, данное в Геленджике, командный состав частей вскоре стал часто возражать против отдаваемых Матвеевым и Батуриным приказов и распоряжений. Первое столкновение произошло на почве выделения артиллерии. Командиры полков отказывались отдавать «свои» пушки, говоря, что они их «добыли», и орудия должны находиться при своих частях. Убеждения и разъяснения всей выгоды объединения артиллерии положительных результатов не давали.

Получая боевые приказы, некоторые командиры немедленно являлись в штаб армии для выяснений, почему решили действовать именно так, а не иначе, что, по их мнению, надо действовать по-другому, или что они вообще не согласны с полученным приказом. С целью пресечения таких действий решено было собрать командиров частей. На нем Матвеев и Батурин заявили, что, пользуясь правом избранных, требуют беспрекословного выполнения своих приказов. В противном случае они слагают с себя полномочия, так как оставлять за собой ответственность за выполнение разрабатываемых планов не могут. Это произвело впечатление на командиров, и все они стали упрашивать Матвеева и Батурина продолжать командовать армией, обещая впредь выполнять все приказы.

«Мы с Матвеевым, — вспоминает Батурин, — предложили всем подписать акт, в котором каждый командир расписался в том, что за малейшее невыполнение боевых приказаний виновные командиры подлежат расстрелу. […] В редких случаях возникали потом противоречия или недовольства со стороны какого-либо командира по поводу отдаваемого распоряжения, приходилось недовольному показывать то место, где он расписался, и приказание выполнилось»[232].