Мятеж главкома Сорокина. Правда и вымыслы

Заняв обширную территорию, Деникинская армия развернула мобилизацию казаков в свои войска. В кубанские полки принудительно подчистили всех, в том числе и тех, кого красные эсеровские руководители не разрешали призывать в свои войска, оберегая «классовую чистоту». Конечно, казаки разом вспомнили бесчинства, грабежи, расстрелы, «концерты» с бронепоездов, оскверненные церкви, изнасилованных женщин — все прелести хозяйничанья Рогачева, Юдина, Жлобы и десятков им подобных.

Кстати сказать, Жлоба Дмитрий Петрович не случайно оказался в этом списке. Бывший командир Тимашевского партизанского отряда, а затем 1-го Тимашевского полка в армии Сорокина — Михаил Прокофьевич Ковалев, прошедший всю Гражданскую и Великую Отечественную войны и ставший генерал-полковником, так описал действия Жлобы накануне описываемых событий:

 «Как раз на острие белого наступления стояли войска Жлобы. Но будущий «командир Стальной дивизии». вероятно, берег себя для грядущей славы, ибо в этот момент […| снялся с Батайского фронта, ушел в тыл, в станицу, и стал «бороться с контрреволюцией», грабя по станицам и правого, и виноватого, за что был объявлен вне закона и против него был послан Выселковский полк и Кочубей»[226].

И все-таки было бы неправильным считать, что казачество поголовно «побелело». В пользу советской власти активно выступали казаки станиц Панской, Поповической, Усть-Лабинской, Тимашевской, Тенгинской, Новолабинской.

«И ото, — пишет А.Е. Берлизов, — в разгар победного марша добровольцев, вакханалии мятежей, жажды крови, мести, когда скопившаяся ненависть ищет выхода и не поддается никакому контролю, когда на грани аффекта находятся люди, перестающие в этот миг быть людьми и творящие такое, чего потом будут стыдиться всю жизнь»[227].

Так получилось, что события на другом фронте, на Тамани, все это время развивались по самостоятельному плану, а точнее, без всякого плана, стихийно. Отрезанные от основных сил эти войска приказ на отход получили от Сорокина своевременно. Но подвела все та же «партизанская» традиция обсудить приказ на совещании командного состава Таманского фронта. Пока судили-рядили, оказались окончательно отрезанными восставшими казаками от войск Сорокина. Среди частей начался ропот. Они быстро теряли боеспособность, разлагались не по дням, а по часам. Восставшие казаки практически ликвидировали советскую власть на всей этой территории Таманского полуострова.

Жестокие расправы казаков с семьями иногородних, ушедших в Красную Армию, толкнули их в массовом порядке к тем станицам, где оборонялись красногвардейцы. В результате красные части оказались обремененными огромным количеством беженцев, с их детьми, домашним скарбом, а зачастую и скотом. Командирам надо было думать не только о личном составе, но и о беженцах, о том, как их накормить и спасти от расправ. При этом всем было ясно, что оставаться в такой ситуации на месте было губительно — нужно двигаться на соединение с Сорокиным, а если это не удастся, то с войсками центра в районе Царицына. Так как беженцев бросать было нельзя, то приняли решение хотя бы их подводы максимально использовать под армейский обоз.

В станице Крымской еще продолжал существовать штаб фронта во главе с Ойцевым, и Ковтюху удалось установить с ним связь. Однако это проблем не решало, так как Ойцев сам тоже потерял связь с Сорокиным. Он просил Ковтюха обеспечить прикрытие войск и беженцев с севера и готовить рейд для соединения с основными силами Красной Армии. Но неожиданно командование 2 го Северо-Кубанского полка заявило, что по решению бойцов, принятому на митинге, полк никуда не пойдет, а если остальные покинут пределы отдела, то они своими силами освободят Кубань от белых. В полку насчитывалось 2500 штыков и сабель, и конечно такие заявления были беспочвенными.