Мятеж главкома Сорокина. Правда и вымыслы

Нужно сказать, что Деникин к этому времени получил серьезную поддержку от казаков-кубанцев. До недавнего времени они предпочитали самостоятельно, силами создаваемых ими отрядов бороться с красными, считая, что справятся и без пришельцев в лице Добровольческой армии, которая к тому же на первое место ставила борьбу за «единую и неделимую Россию». Теперь же, когда армия Деникина, взяв первую кубанскую станицу Ново-Покровскую, вступила на Кубань, ситуация коренным образом изменилась. Казаки охотно пошли в Добровольческую армию и к генералу Покровскому целыми сотнями. В короткое время кубанцы уже стали составлять почти половину личного состава войск Добровольческой армии.

Итак, Деникин упредил Сорокина и начал наступление первым. Пять его дивизий двинулись к Екатеринодару. Через день они уже заняли станицы Журавскую, Березанскую, Кореновскую и быстро продвигались к станице Динской. Под угрозой захвата белыми оказался Тимашевский железнодорожный узел. На него с севера двигалась армия Покровского. Так и не начав наступления, войска Сорокина отступили и перешли к обороне в непосредственной близости от Екатеринодара.

Бои за город развернулись в районе станицы Пашковской, которая несколько раз переходила из рук в руки. Но сдержать натиск противника становилось все труднее, так как главные силы войск Сорокина находились на левом берегу Кубани. В этих условиях многое зависело от крепкого тыла армии, способностью его маневрировать резервами, вовремя обеспечивать оружием, боеприпасами и продовольствием.

В Армавире в это время произошла настоящая катастрофа. Отданное Сорокиным распоряжение о снятии одной дивизии с фронта для отправки в Екатеринодар было выполнено крайне неудачно, без предварительной перегруппировки. Белые ринулись в образовавшуюся брешь, а закрыть ее было нечем. Держать в то время резервы считалось «буржуйством». Противник бросил в прорыв конницу, но воздействовать на нее хотя бы переносом огня с соседних участков тоже не получилось, в это время уже остро ощущался недостаток в снарядах и патронах. Как вспоминал С.В. Петренко:

«|…| получилась ужасная паника. Войска, беженцы, обозы бежали через Екатеринодар. (…) Некоторые части успели за два дня попасть в Белореченскою. Говорили, якобы Сорокин перебежал к Кадетам, продал армию. ЦИК назначил уже временно исполняющего должность главкома; Сорокин вернулся, но восстановить фронт не удалось»[222].

Сорокин очень надеялся на поддержку из Екатеринодара, считал, что его надо удержать во что бы то не стало. Там было руководство республикой, имелись запасы вооружения и боеприпасов, да и гарнизон многочисленный. Но оттуда ничего не поступало, даже связь пропала. Что оставалось делать Сорокину — он сам бросился в Екатеринодар. Гуменный так описывает это событие:

«У здания Северо-Кавказского ЦИКа Сорокин спешился, бросил поводья ординарцу и быстро взбежал по лестнице. Его встретили пустые коридоры. В кабинетах — ни души. Единственный живой человек, попавшийся навстречу Сорокину, — Ян Полуян. С ним, не в пример прочим хозяевам края, Сорокин всегда ладил. Сорокин вошел в кабинет. Полуян смотрел на него красными от бессонницы глазами.

— Здравствуй, Иван Лукич…

— Почему в кабинетах пусто? Пи Иванова, ни Казбека, ни этих, — главком брезгливо поморщился, — иерусалимских казаков… Где твои рубины, равиковичи, рабиновичи? Сидят на чемоданах с хайками и перинами?

Полуян отвел глаза. Что-то странное творилось с ним, никогда не видел Сорокин таким Яна Васильевича. Наконец, Полуян нехотя ответил:

— Я не знаю, где они. Мы будем эвакуироваться в Армавир»[223].