Чтобы продолжить операцию турецкое командование в стык русских войск на узком участке бросило свою регулярную конницу. Это была первая за все время русско-турецкой войны попытка турецкого командования использовать массированный удар своей конницы. Казаки и пехотинцы тогда оказались в сложном положении. Вызвать помощь они не могли, так как связи с основными силами у них не было, турецкая разведка вырезала более 100 м телефонного провода. Однако благодаря грамотным действиям русские устояли. Они сомкнули ряды и открыли с близкого расстояния залповую стрельбу из винтовок и вели огонь двух пулеметов. Турки были отброшены. Оставив на поле боя около 900 человек убитыми и ранеными, они повернули назад и скрылись в складках местности.
Юденич, учитывая численное превосходство турецких войск на этом участке фронта, не стал бросать личный состав в наступление, что бы вернуть Меми-Хатун, тем более, что удержать его потом было бы очень трудно. Дело в том, что этот населенный пункт оказался на выступе русской обороны, и турки могли легко отсечь находившиеся там войска.
Было принято решение в оборонительных боях измотать наступающего противника и, выбрав удобный момент, перейти в контрнаступление. Почти месяц 1-й армейский корпус оборонялся, турки бросали в бой все новые резервы, но вперед почти не продвинулись. Наконец, посчитав, что турки начали выдыхаться, русские войска сразу в нескольких направлениях начали контратаковать, а потом перешли в наступление.
Более успешно оно стало развиваться западнее Эрзерума. Штаб Верховного Главнокомандования 29 июня сообщал:
«К западу от меридиана г. Эрзерума наши войска значительно продвинулись вперед, захватив вновь ряд укрепленных позиций. Снова отличилась Н-ская часть, успешно действовавшая в феврале при штурме Эрзерумской крепости. Пленные продолжают прибывать. С 19 по 25 июня на фронте армии взято в плен 107 турецких офицеров и 1684 аскера, захвачено 30 орудий, 10 пулеметов, 4 бомбомета. Отступая, турки бросают много оружия и боеприпасов»[83]
.Однако и оборонительные бои, и наступление дорого дались Кавказской армии. За 2 месяца ее потери составили не менее 20 тысяч убитыми и ранеными.
Почти после каждого крупного боя казакам приходилось хоронить своих боевых товарищей. Чтобы понять, настолько это было скорбное и тяжелое в морально-психологическом отношении дело, нужно помнить принцип комплектования казачьих частей. В каждой сотне служили по 15 и более человек, которые были из одной станицы, просто соседями, вместе росли и знали всю родню друг друга. Хоронили, как правило, прямо на биваке завернув погибшего в бурку и поставив на одиночной или братской могиле примитивный крест из веток. Таких могил на турецкой земле осталось великое множество. Лошадь убитого переходила в собственность полка, и ее отдавали безлошадному казаку. Семье погибшего за нее из полковой казны высылалось 200 рублей, хотя порой это был очень хороший, дорогой строевой конь и стоил он гораздо дороже.
Когда сотня находилась на отдыхе, проводилась распродажа нехитрого имущества погибшего казака. Из его переметных сум извлекали давно не стиранное, полуистлевшее белье, а также запасное и далеко не новое обмундирование, фуражку или папаху, снаряжение. В назначенное время всех приглашали подойти и купить что-нибудь. На первый взгляд это может показаться кощунственным и жестоким ритуалом, но в этом был свой, понятный каждому казаку смысл. Такие торги устраивались с единственной целью, чтобы выручить хоть какие-то гроши и выслать эти деньги жене, детям, родителям погибшего. Урядники ходили между казаками и буквально уговаривали купить что-нибудь, чтобы выручить от продажи какую-то сумму. Все, что не удавалось продать, сотенный каптенармус тут же сжигал на костре.
Но самое большое испытание оставшихся в живых одностаничников ожидало во время их приезда в отпуск по ранению или в награду за успешную службу. Нужно было посетить родителей, жену и детей друга детства погибшего боевого товарища. В семье его поднимался долго не стихающий плач, а потом начинались вопросы о службе — сына, мужа или отца, при каких обстоятельствах он погиб, как похоронили, что при этом говорили, отпевал ли священник, кому достался конь, седло?
Бывший хорунжий Ф.И. Елисеев, попав в такую ситуацию, описал потом свою такую встречу с родителями погибшего товарища. В бою тот проявил неосторожность и был убит наповал свинцовой турецкой пулей в голову. Смерть была мгновенной, похороны скорыми, а так как дело было в горах, то и место захоронения через некоторое время вряд ли можно было отыскать. Встретившись во время отпуска с семьей погибшего, чтобы хоть как-то их утешить, ему пришлось рассказывать и о том, чего на самом деле не было. Говорил о том, что погибший еще некоторое время был жив, успел попрощаться с друзьями, исповедаться у священника, вспоминал об отце, матери, жене и детях, просил кланяться им и простить его[84]
.