С рассветом ветер заметно усилился. Появившееся солнце пылало каким-то яростным огнем — это был признак надвигавшегося шторма. Он не заставил себя долго ждать и обрушился на нас. Волны вздымались на такую высоту, что мы проваливались между ними, как в глубокую пропасть, и паруса обвисали, словно тряпки. А когда наше суденышко взлетало на гребень, нас безжалостно хлестал ветер, угрожая сорвать паруса. И конечно, в баркасе было полно воды, которую мы беспрерывно вычерпывали, но от этого ее не становилось меньше. Мы опасались не только за свои жизни, а за то, что многие продукты будут окончательно испорчены соленой водой. И, если такое случится, наша гибель неминуема. Одновременно с вычерпыванием мы продолжали освобождать лодку от кое-каких вещей — тяжелых мотков веревок и канатов, дополнительных кусков брезента и парусины. Это помогло существенно облегчить ее, и она уже не так глубоко сидела в воде, а внутри стало больше места для того, чтобы даже прилечь. Удалось и переложить некоторые продукты в более безопасное место.
Мы совершенно вымокли, жутко замерзли, и я угостил каждого, не забыв и себя, ложкой рома, запасы которого, увы, подходили к концу. Заели мы этот скудный глоток таким же скудным куском подмокшего хлеба. Я понимал: на такой еде долго не продержишься, но, скрепя сердце, был обязан держать всех на строгой диете — на полуголодном пайке, чтобы не оказаться вскоре перед угрозой самого настоящего голода.
К полудню я попытался уточнить наш курс и направить баркас точно на север, где надеялся увидеть берега архипелага, который туземцы называют словом «Фиджи». (Намного позднее я узнал, что наш насквозь промокший баркас был первым из европейских судов, нашедших путь к этим островам.)
Погода не улучшалась. Волны вздымались все выше (если такое вообще было возможно), люди измучились до предела, беспрерывно вычерпывая воду, чтобы не пойти ко дну, куда шторм тянул нас с завидной настойчивостью. Однако в эти страшные минуты — не минуты, а часы! — я убедился, что устойчивость баркаса просто великолепна, и почти перестал беспокоиться, что он перевернется.
Надвигалась еще одна ночь, сильно похолодало, и мы, промокшие и замерзшие за весь день, с трудом двигались. Пришлось выдать еще по глотку рома, а закусили мы мокрыми клубнями земляного картофеля, которые завалялись на днище баркаса. Хлеб, уже начавший покрываться плесенью, решили все же оставить на будущее.
Можете удивляться или не верить мне, но ведь не зря говорят, что привычка — вторая натура, и я продолжал урывками вести судовой журнал. (Теперь его следовало бы назвать «баркасный».)
Итак, среда, 6-е мая. Проплываем мимо десятка островов, самый крупный из них примерно 20 миль в диаметре. Причаливать не решаюсь после того, что случилось совсем недавно: у нас нет оружия, а сил еще меньше, чем тогда, на острове Тофуа. Такое впечатление, что большой остров необитаем, но зато очень плодороден… Я бы, может, писал обо всем подробней, но это нелегко: нас часто швыряет из стороны в сторону и то и дело окатывает водой.
Все же я сумел довольно точно определить широту и долготу места, где мы находимся, и вычертить наш путь в районе этих островов. Мы выбросили за корму кусок дерева и приспособили его служить лаглинем, прибором для измерения скорости. Разумеется, все это далеко от совершенства, но, ей-богу, как-то легче на душе становится.
На обед я выдал только кусок хлеба и воду, но все так измучились и притихли, что не стали выражать возмущение. Тем более, что удалось выловить на крючок большую рыбину. Правда, она сорвалась с крючка, когда ее вытягивали на борт!..
Я уже говорил, что разделил команду на дежурных (действующих) и недействующих (отдыхающих). И чтобы одни по возможности не мешали другим. Впрочем, сидеть, лежать или что-то делать было одинаково неудобно. Прибавьте к этому холод, влажность. Мышцы тела почти постоянно напряжены, часто их сводит судорога. Спали мы мало и плохо по тем же причинам.
На рассвете 7-го мая мы снова увидели землю и как от берега отделились две большие туземные лодки под парусами и направились в нашу сторону. Не зная их намерений, мы решили уйти. Они двинулись за нами и некоторое время преследовали, но потом отстали. А кто знает — может, у них были самые дружеские замыслы и мы получили бы вдоволь пищи и воды. Очень жаль, однако рисковать мы не имели права. Только сейчас мы окончательно поняли, как все ослабли, а некоторые уже по-настоящему больны… Но тем не менее вперед! Вперед!..