Мятеж на "Баунти"

Итак, воскресным утром 23 декабря 1787 года мы снялись с якоря и с попутным восточным ветром отправились в путь. Отплытие чуть было не ознаменовалось несчастным случаем: в середине дня один из матросов, который не то убирал, не то скатывал главный парус, внезапно сорвался с реи. Я услыхал крик и, взглянув наверх, увидел, что он падает. К счастью, пролетев половину расстояния до палубы, на которой его ждала неминуемая смерть, он сумел каким-то чудом зацепиться за поперечный трос и был спасен. Я вздохнул с облегчением — первый день плавания не был омрачен.

Матрос чуть не упал с реи.

К вечеру ветер усилился, начался шторм. Он длился два дня, но, слава Богу, к 25-му утих, и мы спокойно встретили Рождество. Однако на следующий день шторм налетел с востока и нанес нам некоторый урон: сорвал цепи с нескольких пивных бочек, закрепленных на корме, и их смыло в море. Та же участь грозила шлюпкам, и с большим трудом мы сумели отвоевать их у шторма. Но от другого несчастья уберечься не смогли: вода проникла туда, где хранился хлеб, и большая его часть намокла и стала несъедобна.

5-е января 1788 года. Вдали видны контуры Тенерифе, самого крупного из Канарских островов, расположенных на северо-западе от африканского материка. Сам остров тонет в туманной дымке, но одна из вершин, напоминающая конскую голову, хорошо видна.

Пивные бочки укатились в море.

Мы встали на якорь в бухте, и я послал на берег одного из своих помощников, Кристиана, с заданием испросить разрешение у губернатора острова на то, чтобы мы во время стоянки произвели кое-какой ремонт после обрушившихся на нас штормов и пополнили запасы продуктов. Разрешение было дано.

Кристиан, с которым я уже дважды выходил в плавание, весьма хороший моряк, несмотря на свою молодость, и многое, что знает и умеет, могу это сказать без ложной скромности, перенял от меня. Я часто приглашаю его разделить со мной обед или ужин, что уже должно свидетельствовать о моем добром отношении к нему. Однако порою мне приходится распекать его за недисциплинированность и чрезмерную заносчивость и ставить на место в присутствии других моряков, что ему, естественно, приходится не по вкусу. Но ведь молодых надо учить, не правда ли?

Капитан Блай распекает своего помощника Кристиана.

На Тенерифе мы запаслись фруктами, овощами, мясом, домашней птицей, вином и 10-го января снялись с якоря. Все члены команды были в добром здравии и хорошем настроении.

Чтобы ускорить наше прибытие к месту назначения, я решил проделать путь до острова Таити без захода в другие порты с целью пополнения запасов, а потому приказал сократить на одну треть хлебный паек, что, конечно, не всем понравилось, но зато раздал рыболовные снасти, и умельцы могли восполнить некоторую нехватку хлеба выловленной ими рыбой.

Запасы воды мы пополняли, когда шел дождь: натягивали над палубой большой тент, а оттуда переливали дождевую воду в бочки. После сильных дождей набиралось до нескольких сотен галлонов[1].

Сушат корабль и свои вещи.

Но после дождливых дней все быстро покрывалось плесенью, и мы сушили судно, а также свою одежду, разводя небольшие костры, зажигая факелы и обрызгивая некоторые его части уксусом, чтобы не заводился грибок. В общем, работы все время хватало…

26-е февраля, вторник. Мы поставили новые паруса и произвели еще кое-какие работы, готовясь к погодным изменениям в высоких широтах. Сейчас находимся на расстоянии примерно 100 морских лиг[2], или 300 миль, от берегов Бразилии.

2-е марта, воскресенье. После утренней молитвы я вручил Кристиану письменный приказ о назначении его моим заместителем.

Матрос Квинтел получил двадцать четыре удара плетью.

Понижается температура воздуха, становится заметно холоднее. Мы все меняем одежду на более теплую. Я принял решение наказать одного из матросов, Мэттью Квинтела, за вызывающе наглое поведение: совсем распустил язык, негодяй! Вот и получит двадцать четыре удара плетью. Возможно, это чересчур — ведь уже от пяти-шести ударов вся спина покрывается кровью, а от двенадцати начинает слезать кожа. Но я как человек военный не могу допустить никакого, даже малейшего непослушания, да и вообще на море без железной дисциплины делать нечего. Поэтому такое наказание на корабле не представляет из себя ничего необычного или особо жестокого, все моряки это знают. Я не более безжалостен, чем любой другой капитан.

В начале апреля нам стали попадаться киты, бурые дельфины, морские черепахи, большие скумбрии. Появились птицы — альбатросы и небольшого размера голубоватые буревестники, летающие низко над водой и следующие за нашим судном. Наши матросы умудрялись ловить их на леску с крючком и наживкой, которая забрасывалась с борта корабля, но не в воду, а в небо. Птицы были тощие и от их мяса пахло рыбой.

Ловля птиц на крючок.