Мятеж реформаторов. Заговор осужденных

Был в числе основателей тайного общества, имевшего целию изменение государственного правления. Сносился с членами Южного общества о введении республикан ского правления, но решительного образа мнения не объявлял. Сообщением в 1817 году Александру Муравьеву нелепых слухов о возвращении будто бы Польше приобретенных от ней губерний возбудил Якушкина к решению на цареубийство. Знал как о намере ниях Якубовича и обществ Южного и Соединенных славян покуситься на жизнь покой ного императора, так и о положении истребить священных особ царствующего дома. Ему известно было о сношениях Польских обществ с Южным и о предположении сего последнего открыть действия свои в 1826 году. Одобрял сие, изъявлял готовность содействовать и все устроить в Москве и Петербурге. Увеличенным изображением силы Южного общества подал повод решительнее приступить к возмущению на севере. При сем случае был избран Директором, и все члены обязались безусловным ему повиновением. Вследствие сего он составлял планы для действия, в коих полагал внушить в солдатах сомнение к отречению цесаревича, возбудить их к мятежу, вооруженною силою заставить Сенат объявить манифест о собрании депутатов, учреж дении Временного правления и арестования императорской фамилии, так же занять дворец и крепость. Планы сии сообщил он к исполнению своим сочленам, и сообразно оным было решено действовать 14-го декабря. На одном из совещаний, которые происходили при нем и по его назначению, говорил о необходимости истребить ныне царствующего императора.

По приговору Верховного уголовного суда осужден в каторжную работу вечно. Высочайшим же указом 22-го августа повелено оставить его в каторжной работе 20 лет, а потом обратить на поселение в Сибири.

3

5 января 1826 года. На Юге все уже было кончено, но в Зимнем дворце этого еще не знали и в тревоге ждали известий.

Император Николай писал брату Константину в Варшаву: «Только что полученное мною известие о возмущении Черниговского полка Муравьевым-Апостолом в момент, когда его должны были арестовать, заставляет меня, не откладывая, сообщить Вам, дорогой Константин, что я отдал 3-й корпус под Ваше командование, о чем я уже написал Сакену. Я уполномачиваю Вас принимать все меры, которые Вы найдете необходимыми, чтобы помешать развитию этого зародыша мятежа, Вы можете, следовательно, двинуть все войска Ваших двух корпусов, которые сочтете необходимым употребить в дело, уведомив главнокомандующего, дабы он, со своей стороны, мог урегулировать движение своей армии. Я желал бы избежать вступления польской армии в Россию, разве только это станет необходимым.

Главнокомандующий принял нужные меры; я не могу сказать того же о Щербатове: он упустил драгоценное время, и я, принимая во внимание направление, взятое Муравьевым, не могу не опасаться, как бы Полтавский полк, командуемый Тизенгаузеном, который еще не арестован, а также Ахтырский гусарский и конная батарея, командиры которых тоже должны были быть арестованы, не присоединились к восставшим. Князь Волконский, который поблизости, если он еще не арестован, вероятно присоединится к ним. Таким образом наберется от 6000 до 7000 человек, если не окажется честных людей, которые сумеют удержать порядок».

Из показаний арестованных заговорщиков Николай уже представлял себе масштабы деятельности южан. При благоприятных условиях южане могли рассчитывать на несколько десятков тысяч штыков и сабель.

Он понимал, что даже если ограничиться тремя полками и князем Волконским, то дело пахнет не шестью-семью тысячами. Волконский, бригадный генерал, в тот момент замещал командира дивизии. Дивизия была в его руках. Он писал о шести-семи тысячах, чтобы не очень взволновать Константина.

Итак, многотысячный отряд инсургентов – пехота, кавалерия, артиллерия. Во главе – талантливый боевой генерал князь Волконский, герой наполеоновских войн, любимый солдатами. С ним несколько штаб-офицеров с военным опытом. Это на первый случай. И нет никакой гарантии, что войска, посланные на усмирение, не перейдут под знамена Волконского.

Развитие событий трудно было предсказать. Во всяком случае выглядело оно весьма угрожающе.

И для того, чтобы понять поведение Николая в последующие два года, о которых и пойдет у нас речь, надо помнить, что в начале 1826 года, разгромив уже восстание в Петербурге, император оказался лицом к лицу с новым возмущением, которое было чревато самыми серьезными последствиями.

Красноречива фраза из письма Николая Константину: «Я желал бы избежать вступления польской армии в Россию, разве только это станет необходимым». Это могло стать необходимым только в случае восстания против императора большей части 1-й армии, в состав которой входил мятежный Черниговский полк. Николай, как видим, считал это возможным.