Мятеж Рогоносцев (СИ)

— Молитесь, чтобы король действительно готов был ради вас на все, иначе я подберу вам монастырь с самым суровым уставом, мадам. Возможно, там вы по достоинству оцените добродетель, которой вам так не хватает — смирение.

— Почему именно я, дон Алонсо? Почему вам не дают покоя именно мои прегрешения? Вокруг полно женщин, вышедших замуж по расчету, полно жен, изменяющих своим мужьям, полно лицемеров и подлецов, вспомните хотя бы собственного братца, дона Диего. Ответьте мне, почему?!

— Мадам, мне не было дела до вас и ваших интриг, пока вы не решили присвоить мое имя.

— Неправда. Вы прекрасно осведомлены о моей жизни, вы внимательно следили за мной задолго до того, как я стала именоваться графиней Луис эль Горра. Вы ненавидите меня. И я скажу почему. Помните тот вечер в АльмЭлисе, когда я дала вам пощечину? Нет, вы ненавидите меня не из-за того, что я тогда вас ударила. Вы не можете простить мне того, что я вам нравлюсь. Ваши чувства кажутся вам унизительными. Вам оскорбительна сама мысль о том, чтоб сделать меня даже своей любовницей, не говоря уже о том, чтобы жениться на мне.

— С вашей последней фразой я полностью согласен, — усмехнулся дон Алонсо.

— Но вас тянет ко мне, и вы ничего не можете с этим поделать. Вы просто обыкновенный мужчина, который хочет женщину и не может ее получить.

Несколько мгновений он внимательно смотрел на меня, сощурив глаза.

— С учетом того, что я знал о вашей добродетели, я счел себя вправе проверить, верны ли вы дону Педро. Было бы глупо отрицать, вы действительно красивая женщина и умеете этим пользоваться. Но человек тем и отличается от животного, что в состоянии контролировать свои порывы. Не пытайтесь и здесь торговать собой, мадам.

— Браво, дон Алонсо, вы настоящий благородный сеньор — оскорбляете женщину, когда она беззащитна и находится в вашей власти.

— Не я вас оскорбил, назвав вещи своими именами, вы сами оскорбили себя своими поступками.

В конце сентября, когда стало холодать, нас с Жанной перевезли в замок эль Горра. У нас не было с собой теплой одежды, и донна Изабелла передала мне свои старые платья. Некоторые из них я перешила для Жанны. Как всегда, моя дочь очень быстро освоилась в незнакомом месте: через неделю она уже бегала повсюду и, подружившись с Фернандо, придумывала всевозможные игры и забавы, незамедлительно приводимые другими детьми в исполнение. Передвигаться по замку я могла свободно, здесь нас с Жанной не запирали, как в мельничьей башне. Замок оказался таким же небольшим, каким казался издалека. Ров ему заменяла пропасть, толстые стены башен заканчивались тяжелыми островерхими крышами. Повсюду было много разных уступов и косых навесов, как я потом узнала, нужных для того, чтобы зимой все не заваливало снегом.

Я не привыкла сидеть без дела и, понемногу стала помогать укладывать провизию к зиме. Слуги сначала на меня косились, но коль скоро донна Изабелла ни разу не выразила своего неудовольствия, они постепенно привыкли ко мне.

Первое время я оставалась по вечерам в своей комнате с Жанной, заплетала ей косы на ночь и укладывала спать. Потом к нам стал заглядывать Фернандо, и донна Изабелла сказала, что мне лучше приходить вечером в большую залу. Видимо она не хотела, чтобы ее сын проводил со мной много времени.

Она была не многословна, спокойна, говорила тихим голосом. Тем не менее, в замке ее приказания исполнялись беспрекословно. Я ни разу не видела, чтобы она в чем-то перечила мужу, во всяком случае, на людях. Если она и бывала с чем-то не согласна, то об этом можно было лишь догадываться по слегка поджатым губам. Но проходила пара дней или недель, и дон Алонсо все равно делал так, как она хотела. Если между ними и не было большой любви, то уж взаимопонимание было точно.

После того разговора, дон Алонсо меня вообще перестал замечать. Да и мне тоже не хотелось с ним сталкиваться. После того, что я ему высказала, моя злость как-то схлынула. Я словно увидела всю свою жизнь чужими глазами и ужаснулась — неужели все и правда выглядит так? Теперь я ждала, что предпримет король, чтобы развязать узел, который он так мастерски завязал полгода назад.

Так прошла осень. Снег выпал рано, в середине октября. За неделю до этого дон Алонсо уехал с отрядом своих людей. А под рождество они вернулись, привезя с собой связанного по рукам и ногам монаха, того самого, который под присягой клялся, что обвенчал меня с доном Алонсо. Куда его поместили, я не знала, но в том, что, в конце концов, он заговорит, можно было не сомневаться.