Женщина попыталась что-то сказать, Яков Пантелеймонович начал и вовсе грозить какими-то знакомствами, что если мы им не поможем, то он будет жаловаться. В городе, время от времени, слышны одиночные выстрелы. Нет, это не организованное сопротивление, думаю, кто-то пытается защитить свою собственность и тогда пуля ставит точку.
Перед зданием вокзала нам пришлось остановиться в переулке и отправить двух подпоручиков на разведку. Пушки продолжают стрелять, правда, паузы между выстрелами стали большими. Начинают беречь снаряды или что? О плохом думать нет желания, орудия должны замолчать. Минут двадцать продлилось ожидание, а потом вернулись наши офицеры и доложили:
— Три пушки ведут огонь с перрона, сделаны укрепления из мешков с песком, солдат порядка десятка, не считая артиллерийских расчетов. Командует какой-то поручик от артиллерии.
— Скрытно подобраться? — уточнил капитан.
— Легко, если нацепить на грудь… — вытащил из кармана подпоручик красный бант, не закончив фразы.
— Нет, нечего нам бояться, — отрицательно ответил я. — Двое остаются с машинами, остальные берут автоматы и вперед. Стреляем без предупреждения, патроны просто так не жечь! Пошли!
Капитан с Анзором попытались заикнуться, что мне следует остаться в переулке, а они сами все сделают. Ничего им не ответил, лишь криво усмехнулся. На кон поставлено слишком многое, чтобы заботиться о сохранности своей шкуры.
К зданию вокзала шли не таясь, охранение мятежники не выставили, патрулями не озаботились, нет у них нормального командира и организованности. Город почти вымер, вокзал пуст, что уму непостижимо. В зале ожидания, прямо на полу расположилось пятеро мятежников, которые выставили на газету бутыль самогона, разложили снедь (буфет грабанули?) и устроили попойку. Наше появление для молодых парней оказалось неожиданным, а так как они уже прилично подпили, то и сопротивление не оказали. Убивать их не стали, скрутили ремнями, да закрыли в каком-то подсобном помещении, подперев двери стульями.
— Иван, ты чего врагов жалеешь? — шепнул мне Анзор.
— Блин, да какие они, к чертям, враги? — покачал я головой. — Повелись на громкие лозунги, не понимают, что творят. Парням-то еще нет и двадцати, не мародерствуют и не насильничают. А то, что красные банты нацепили… — помолчал, а потом закончил: — Мы не убийцы, пусть с ними потом разбирается полиция и определяет степень вины каждого.
Вышли на перрон и двинулись цепью на мятежников. Конечно, нас мало по сравнению с ними, но огневой перевес на нашей стороне. Не ожидал никто, что мы появимся с тыла.
— Тот, кто бросит оружие и сдастся – останется жив! — выкрикнул я и дал короткую очередь из автомата поверх голов артиллеристов.
Поручик, командующий расчетом пушкарей, первый руки поднял и радостно улыбнулся. У офицера нет на груди банта, голова перебинтована, его не так давно избили и сюда он, вероятно, попал не по своей воле. Расчеты у пушек и не подумали оказать сопротивление, стрельбу прекратили, а к винтовкам никто не дернулся. А вот если бы не сдались, то неизвестно чем бы наша атака закончилась. Один солдат, что-то рассматривающий в бинокль, резко в нашу сторону повернулся, схватился за кобуру и прокричал:
— К оружию! Покажем офицерью за кем правда!
Его послушались, не все, примерно половина. Кто-то стал лихорадочно передергивать затворы винтовок, двое попытались развернуть в нашу сторону пулемет. Остальные же мятежники побросали винтовки и руки вверх подняли. Дожидаться, когда солдаты начнут стрелять мы не стали, короткие и злые очереди из автоматов унесли жизни десяти мятежников.
— Поручик! Ко мне! — мрачно потребовал я, смотря на офицера, командовавшего артиллеристами.
Он попытался подойти строевым шагом, пару раз качнулся из стороны в сторону, но дошел и представился:
— Поручик 7-й батареи лейб-гвардии 3-й артиллерийской бригады Соломин Юрий Васильевич!
— Что здесь происходит? По каким целям вели огонь? — мрачно поинтересовался я.
— Эшелон с техникой и живой силой противника, — ответил поручик, а потом добавил: — Стреляли на упреждение и недолет!
— Поясните, — потребовал я.
— У нас не оставалось выхода, бить же на поражение не позволяет присяга! — мрачно ответил тот.
— Ваше высокоблагородие, следует занять оборону, нас могли услышать, — обратился ко мне капитан Жермеев.
— Командуйте, Сергей Юрьевич, — предложил я и кивнул поручику-артиллеристу на ящики из-под снарядов: — Пойдемте присядем, вижу, что вам на ногах стоять непросто.
— Виноват! Разрешите уточнить ваше звание? — не сдвинулся тот с места.
— Чурков Иван Макарович, наместник Урала, — запоздало представился я.
— Ваше высокопревосходительство! Очень рад и для меня большая честь знакомство с вами! — широко улыбнулся поручик, которого в сторону неожиданно повело.
Сумел схватить его за рукав и не дал упасть.
— Ранены? — спросил поручика.
— Никак нет, — ответил тот. — Побили сильно и угрожали расправиться над семьей, если откажусь стрелять.
— Ясно, — поморщился.