Мятежная

– Когда тебе надо возвращаться? – спрашиваю я его, толкая брата локтем.

Вцепляюсь зубами в сэндвич, который он мне принес. Мне неспокойно рядом с Калебом. Смешанные чувства при виде жалких остатков родной семьи и жалких остатков моей жизни с лихачами. Что он подумает о моих друзьях? И что моя фракция будет думать о нем?

– Скоро, – отвечает он. – Не хочу никого беспокоить.

– А я и не знала, что Сьюзан сменила имя на «Никто», – я удивлена.

– Ха-ха, – корчит он рожу.

Насмешки между братьями и сестрами вроде должны быть естественными, но это не про нас. В Альтруизме не приветствовалось любое поведение, которое могло поставить в неловкое положение другого человека. В том числе и шутки с насмешками.

Я чувствую, насколько осторожно мы общаемся, как нащупываем новые пути теперь, когда погибли наши родители, а мы оказались в разных фракциях. Каждый раз, глядя на него, я понимаю, что это – последний близкий человек, оставшийся у меня в целом мире. Чувствую отчаяние, желая удержать его рядом и сократить разделяющую нас пропасть.

– Сьюзан – другой перебежчик от эрудитов? – спрашивает Линн, втыкая вилку в стручковую фасоль. Юрайя и Тобиас еще стоят в очереди, позади пары десятков правдолюбов, которые препираются, выбирая еду.

– Нет, жила по соседству, когда мы были детьми. Из Альтруизма, – отвечаю я.

– У тебя с ней роман? – спрашивает она Калеба. – Не думаешь, что это глупая затея? В смысле, когда все закончится, вы окажетесь в разных фракциях, будете жить в разных местах…

– Линн, ты когда-нибудь заткнешься? – говорит Марлен, кладя ей руку на плечо.

В противоположном конце зала я замечаю Кару и кладу сэндвич на тарелку. Аппетит пропал. Я гляжу на нее, опустив голову. Она уходит в дальний конец кафетерия, где за двумя столами сидят немногие беженцы из числа эрудитов. Большинство из них сменили синие одежды на черно-белые, но не сняли очки. Я пытаюсь переключиться на Калеба, чтобы не смотреть на них, но и он начинает таращиться на эрудитов.

– У меня шансов вернуться к эрудитам не больше, чем у них, – говорит он. – Когда все кончится, у меня не будет фракции.

Впервые я замечаю, с какой печалью он говорит об Эрудиции. Я и не понимала, как тяжело далось ему решение оставить их.

– Может, пойдешь, сядешь с ними, – предлагаю я, кивая в сторону беженцев-эрудитов.

– Я их не знаю, – он пожимает плечами. – Ты же помнишь, я пробыл во фракции всего месяц.

Подходит Юрайя и с мрачным видом бросает поднос на стол.

– Я подслушал разговоры насчет результатов допроса Эрика, в очереди, – говорит он. – Очевидно, он практически ничего не знает о планах Джанин.

– Что? – переспрашивает Линн, со стуком кладя вилку на стол. – Как такое может быть?

Юрайя пожимает плечами и садится.

– А я не удивлен, – говорит Калеб.

Все изумленно глядят на него.

– Что? – спрашивает он, краснея. – Просто было бы глупо доверить все свои планы одному человеку. Намного умнее дать по небольшому кусочку каждому из тех, с кем ты работаешь. В таком случае, если кто-то тебя предаст, потеря не столь велика.

– Ого, – говорит Юрайя.

Линн подбирает вилку и снова ест.

– Слышала, у правдолюбов хорошее мороженое делают, – Марлен оглядывается на очередь. – Сама понимаешь, типа «Хреново, конечно, что на нас напали, но здесь, по крайней мере, десерт дают».

– Мне уже лучше, – коротко отвечает Линн.

– Может, не так вкусно, как пирожные в Лихачестве, – мрачно произносит Марлен. Вздыхает, и прядь обесцвеченных каштановых волос падает ей на глаза.

– Хорошие пирожные у нас были, – говорю я Калебу.

– А у нас – газировки классные, – отвечает он.

– А, но все равно у вас не было утеса над подземной рекой, – морщит брови Марлен. – Или комнаты, где можно встретиться со всеми своими кошмарами сразу.

– Нет, – отвечает Калеб. – И, честно говоря, меня все вполне устраивает.

– Не-жен-ка, – нараспев тянет Марлен.

– Все твои кошмары? – переспрашивает Калеб, и у него загораются глаза. – А как это происходит? В смысле, кошмары создает компьютер или твой мозг?

– О боже, – Линн роняет голову на руки. – Началось.

Марлен принимается описывать симуляции. Я погружаюсь в звуки голосов вокруг меня и доедаю сэндвич. Потом, несмотря на звон вилок и шум разговоров сотен людей, опускаю голову на стол и засыпаю.

Глава 18

– Тихо, все!

Джек Кан поднимает руки, и толпа умолкает. У него истинный талант руководителя.

Я стою среди лихачей, которые пришли поздно, когда уже не осталось сидячих мест. Краем глаза ловлю вспышку света. Молния. Гроза – не лучшее время для собрания в зале, у которого вместо окон дыры в стенах. Но это самое большое помещение, которое у нас есть.

– Понимаю, многие из вас потрясены и ошеломлены случившимся вчера, – начинает Джек. – Я слышал много докладов, рассматривающих событие с самых разных точек зрения. Я пришел к выводу, что из этого – правда, а где требуется дополнительное расследование.

Убираю за уши влажные волосы. Я проснулась за десять минут до времени, назначенного для собрания, и побежала в душ. Хотя я еще и уставшая, но теперь мне намного лучше.

– На мой взгляд, самое важное – вопрос о дивергентах.