— И отец Ната ушел от квакеров, чтобы стать кальвинистом, а теперь Нат хочет сбежать от кальвинистов, чтобы стать кем? Южанином? — полковник расхохотался.
— Этому не бывать, Адам, просто не бывать. Даю слово, он даже позволил этой шлюхе из труппы «Дяди Тома» оставить его ни с чем! Он слишком слаб. И правда слаб, а хорошие солдаты должны твердо стоять на ногах, — полковник натянул поводья.
— Солнце встало! Время спустить псов войны! — он развернулся на юг и пришпорил коня, туда, где армия конфедератов готовилась к сражению около небольшой речушки под названием Булл-Ран, лежащей в двадцати шести милях к западу от Вашингтона, у города Манассас суверенного штата Виргиния, который когда-то входил в состав Соединенных Штатов Америки, разделенной ныне по воле Господа на два государства и готовящейся вступить в битву.
Старбак с бешеной скоростью несся вниз по длинному склону в сторону дальнего леса, где он свернул с проселочной дороги в тень деревьев. Он дернул поводья слишком резко, и Покахонтас, протестуя от боли, замедлила бег и остановилась.
— Мне плевать, будь ты проклята, — рявкнул Старбак на лошадь, выдернул правую ногу из стремени и соскользнул с седла. Из чащи крикнула птица.
Он не знал, что это за птица. Он умел распознавать кардиналов, голубых соек, синиц и чаек. И всё. Раньше он считал, что знает, как выглядят орлы, но когда увидел одного из них в Фалконере, солдаты из третьей роты подняли его на смех.
По их словам, это был не орел, а полосатый ястреб. Любой дурак это знал, но только не младший лейтенант Старбак. Боже, подумал он, во всём его ждал провал.
Он привязал поводья к низкой ветке и опустился на высокую траву, облокотившись о ствол. Когда он вынул из кармана смятые бумаги, застрекотал сверчок.
Встающее солнце озарило верхушки деревьев своим светом, просачиваясь сквозь летнюю листву. Старбак боялся открыть письмо, но знал, что рано или поздно ему придется встретиться лицом к лицу с отцовской яростью, и лучше уж на бумаге, чем в затхлом бостонском кабинете с рядами книг, на стенах которого преподобный Элиял развешивал свои палки для битья, как другие вешали удочки или шпаги.
«И испытаете наказание за грех ваш, которое постигнет вас»[17, - то была любимая цитата преподобного Элияла, погребальный плач над детством Старбака и постоянный девиз для частых побоев крючковатыми палками. Старбак развернул сложенные листы.