Мятежник

— Он и правда в это верит? — спросил Бельведер Дилейни. Адвокат обрадовался, когда нервный Старбак, воспользовавшись своей единственной короткой встречей с Дилейни, позвонил в его квартиру на Грейс-стрит в тот же вечер, как только приехал в Ричмонд. Дилейни настаивал на том, чтобы Старбак остался на ужин.

— Напишите Фалконеру записку. Скажите, что встретили старого друга из Бостона. Скажите, что он заманил вас на курс изучения библии в Первой баптистской церкви. Это абсолютно правдоподобный предлог, который никто не станет проверять. Мой слуга доставит записку. Проходите, проходите.

Дилейни был одет в форму капитана Конфедерации.

— Не обращайте внимания. Предполагается, что я — офицер юридического отдела в военном департаменте, но на самом деле ношу мундир только лишь чтобы жаждущие крови дамы прекратили расспрашивать меня, собираюсь ли я отдать свою жизнь за «Дикси». А теперь проходите, будьте добры.

Старбак позволил себя убедить и поднялся по лестнице в уютную гостиную, где Дилейни извинился за свой ужин.

— Боюсь, будет только баранина, но мой слуга готовит ее с нежным уксусным соусом, так что вам понравится. Должен признаться, в Новой Англии моим самым большим разочарованием стала еда. Это потому что у вас нет рабов, и таким образом, в том, что касается питания, вы вынуждены зависеть от жен? Едва ли я хоть один раз прилично поел, пока был на Севере. А в Бостоне! Боже ты мой, но диету из капусты, бобов и картошки вряд ли можно вообще назвать диетой. Вы чем-то расстроены, Старбак?

— Да, сэр.

— Бога ради, не называйте меня «сэр». Я думал, мы друзья. Это перспектива сражения так вас расстроила? На прошлой неделе я сам наблюдал, как некоторые войска побросали свои кости и карты! Они говорят, что хотят встретиться с Создателем, будучи добродетельными. Один англичанин как-то сказал, что перспектива быть повешенным на следующее утро чудесно преображает состояние ума, но я не уверен, что это заставит меня бросить играть в карты.

Он принес Старбаку бумагу, чернила и перо.

— Напишите записку. Выпьете вина, пока мы ожидаем ужин? Надеюсь, что да. Напишите, что поглощены изучением библии.

Старбак постарался избежать большей части фантазий Дилейни, сообщив Вашингтону Фалконеру, лишь что встретил старого друга и не сможет прибыть на Клэй-стрит к ужину.

Отправив записку, Старбак остался на ужин у Дилейни, хотя оказался плохим компаньоном для пухлого и озорного адвоката.

Вечер был жарким, лишь легкий ветерок проходил через марлевые полотнища, натянутые на открытых окнах, чтобы не впускать внутрь насекомых, и даже Дилейни, казалось, был безразличен к еде, хотя и поддерживал оживленный, но почти односторонний разговор.

Он поинтересовался новостями о Таддеусе Бёрде и обрадовался, услышав, что учитель является постоянным источником раздражения для Вашингтона Фалконера.

— Мне бы очень хотелось побывать на свадьбе Таддеуса, но увы, долг призвал. Он счастлив?

— Выглядит очень счастливым, — Старбак слишком нервничал, чтобы поддерживать беседу, но прилагал к этому все усилия. — Они оба выглядят счастливыми.

— Дятел слишком любит свою жену, так что она счастливица. И конечно, Вашингтон Фалконер возражал против этого брака, что предполагает, что она, возможно, составит хорошую пару Дятлу. Так скажите мне, что вы думаете о Вашингтоне Фалконере? Хочу услышать самые непристойные суждения, Старбак. Вам придется нашептать мне самые интригующие сплетни в оплату за ужин.

Старбак воздержался от перепева сплетен, а вместо этого высказал общепринятое и восторженное мнение о Фалконере, которое прозвучало для Дилейни совершенно неубедительно.

— Я плохо знаю этого человека, конечно же, но он всегда казался мне пустым. Абсолютно пустым. И так отчаянно желающим, чтобы им восхищались. Потому-то он и освободил своих рабов.

— Это ведь достойно восхищения, правда?

— О, но кстати, — возразил Дилейни, — ведь на самом деле причиной их освобождения послужило вмешательство какой-то женщины с Севера, которая оказалась слишком набожной, чтобы вознаградить Фалконера своими прелестями, и с тех пор бедняга потратил все десять лет, чтобы убедить своих соседей, виргинских землевладельцев, что он не какой-нибудь опасный радикал. По правде говоря, он просто богатенький мальчик, который так и не вырос, и я отнюдь не уверен, что под этой блестящей поверхностью есть что-нибудь кроме излишка денег.

— Он был добр ко мне.

— И продолжит быть таким, пока вы им восхищаетесь. Но потом? — Дилейни взял серебряный нож для фруктов и изобразил, что перерезает им горло. — Боже ты мой, ну и жаркий вечер выдался, — он отклонился к спинке кресла, широко расставив руки.

— Прошлым летом у меня были кой-какие дела в Чарлстоне, и там я присутствовал на ужине в одном доме, где рядом с каждым присутствующим за столом стоял раб, обмахивая веером наши лбы. Подобные вещи для Ричмонда — уже немного слишком, хотя и жаль.

Он продолжал болтать, поведав о своем путешествии в Южную Каролину и Джорджию, пока Старбак доел баранину, выпив слишком много вина, испробовал немного яблочного пирога и, наконец, отодвинул тарелку.