Мятежник Хомофара

– Самое прекрасное из всех доступных нам переживаний – переживание непостижимого, – послышался голос.

Расин обернулся и увидел высокого моложавого старика. Прямоугольное лицо обрамлено бакенбардами.

Старик двигался с той же скоростью, что и Вадим.

– Тот, кому незнакомо это чувство, кого ничто более не удивляет и не приводит в трепет, все равно что мертвец. Это сказал Альберт Эйнштейн. Хомун, как и ты. Что такое прекрасное, я понимаю, а вот что такое непостижимое – об этом мне ничего не известно. Прошу прощения за не совсем удачный каламбур. Я – Харт.

Старик протянул руку.

Контроль над чувствами! – вынужден был сказать себе Вадим, ощутив, как внутри все всколыхнулось в радостной надежде.

– Расин, – сказал он, пожимая большую крепкую руку.

– Тот, что пробил оболочку? – спросил Харт, разглядывая доспехи Вадима, вернее то, что от них осталось. – Куда путь держим, пилот?

– К ледяному сердцу, – сказал Расин. – Если нам с вами по пути, можете присоединяться.

– А я никогда не двигаюсь прямо, – Харт развел руками. – Но на короткий промежуток времени могу тебе составить компанию.

Расин перешел на мышление по принципу «частица в частице».

«Не могу назвать Харта хомуном», – вспомнил он собственные слова, которые недавно говорил персолипу. Если бы не умел контролировать чувства, то наверное бы сейчас покраснел.

– Ты умеешь прятать мысли? – обрадовался Харт. – Готов поспорить, не Балмар тебя этому обучил. Сам научился? Что ж, неплохо. Однако вот тебе мое мнение: слаб ты ещё для таких прогулок. Справедливее было бы Балмару лететь, улаживать вопросы. Вижу, тебе даже средств никаких не выдали. Хотели от тебя избавиться попросту.

Расин почувствовал, будто лежит в камере компьютерного томографа, и все данные о нем страница за страницей ложатся перед Хартом.

– По-моему, совет службы принял правильное решение, – сказал Расин.

– Да что ты понимаешь в колбасных обрезках? – лицо Харта вдруг покрылось пятнами. – Балмар сотворен не для руководства. Он – обыкновенный исполнитель. Клерк. В нем так и не развились способности, которые я сам вот этой рукой помогал закладывать.

– Что?..

– А ты что думал? Когда они изготовляют кого-нибудь более-менее важного, то всегда зовут старика Харта. Как же! Без Харта никуда. Так вот… Изначально Балмар планировался как исполнитель. Ну, вроде этих самых ведущих кашатеров. Но возможности его до сих пор спят. Кстати, он летал к бушменам?

– Зачем к бушменам? – не понял Расин.

– Чтобы знать хомунов, надо знать их поверхностный уровень, – сказал Харт.

– Балмар говорит, что нет никаких уровней, оболочка едина… Но причем здесь бушмены?

– Бушмены управляют поверхностным уровнем – всеми пятью континентами. Разве ты не знал, кто тобой управляет?

Вадим не ответил. Он вдруг ощутил приступ такой слабости, что вынужден был резко замедлить движение.

Харт поймал его за руку, нахмурил лохматые брови.

– Думаю, ты не глуп, – сказал он. – Просто, не в меру рассеян. Похоже, это временное явление. Поговаривают, ты был неплохим хирургом.

«Кто это поговаривает?» – подумал Расин.

– Ты сильно изменился за последнее время. Стал неупорядочен. Это хорошо, ведь ты открылся Истине, но и плохо вместе с тем, так как ты перестал замечать мелочи.

– Вы сказали, я рассеян… Что вы имели в виду?..

– Ты, кажется, не понял. Я – Харт. Это значит, что я не могу давать тебе прямых указаний. Только намеки.

– Тогда намекните, как мне заметить то, что я упустил.

– Этого не знаю, сынок, – сказал Харт отрешенно.

– Вы же говорили, что вам неизвестно, что такое непостижимое, – нашел в себе силы съязвить Вадим.

– Ха-ха! – Харт был доволен. – Ты далеко не глуп. А это значит, что ты найдешь ответ сам.

Он развернулся и двинулся поперек колодца. Миг – и Харт пропал из виду.

«…ты перестал замечать мелочи».

Вадим посмотрел по сторонам.

Ничего примечательного.

Мимо просвистел одиночный ледяной камешек.

– Слушай! – послышалось рядом. Из пустоты выглядывала голова Харта. – Это, конечно, тебя не зарядит на веки вечные, но добраться до станции сил хватит.

И он опять исчез.