Мятежник Хомофара

Они шли с четверть часа – так, во всяком случае, показалось Вадиму.

Растительность преображалась. Сперва молодые деревца гинкго, затем – высокорослые ели, потом – громадные ливанские кедры.

Совсем неожиданно хвойный лес сменился реликтовым – папоротниками-гигантами, каких нет на земле уже миллионы лет. Папоротники колыхались на ветру, и шелест их был совсем не похож на шелест обыкновенной листвы: он больше напоминал человеческий шепот.

– Долго идти? – спросил Криброк у Расина.

Вадим пожал плечами, а Доэ сказала:

– Мы уже почти пришли. Разве не видите?

Стало сумрачно. Мужчины начали осматриваться, но ничего, кроме темной зелени, не увидели.

Темнело прямо на глазах. Когда они вынырнули из воды, был солнечный день. А теперь сквозь редкие щели зеленого свода пробивалась вечерняя сероватая синь.

Похоже, они находились на краю Трифара, где-то за Троещиной, подумал Вадим. Он вспомнил жуткую пепельную пустоту, которую видел, поднявшись над крышами домов Братиславской.

– Я хотел бы с вами поговорить, Криброк, – негромко сказал Вадим.

– О Захватчике? – спросил кашатер.

Расин кивнул:

– Никто о нем ничего не знает.

– Хомофар, оболочка, – сказал Криброк. – Здесь. На планете Воды. Так говорила Лиуо.

– По последним данным, он покинул это место, – заметил Вадим. – Но ведь и раньше его тут никто не находил. Он легко обыгрывает и время, и пространство.

– Так же, как и нас с вами, – добавил Криброк.

Тропинка пошла под уклон.

Они спускались ещё несколько минут обычным шагом. Потом идти стало трудно.

Вадим чувствовал, что вполне мог бы лететь, но решил подчиниться правилам, которые предложила Доэ.

Хватаясь за торчащие из грунта коряги, они опускались все ниже и ниже. Растительности стало меньше, впереди открывалось звездное небо. Тропинки уже не было, она давно заблудилась в узких площадках, серпантинах, ступеньках, которые пересекали спуск.

Что-то начало происходить с Доэ. Сперва изменились размеры. Вытянулись руки. Теперь, опираясь на них, девушка спускалась по склону без особого труда. Сгладилось лицо, черты стали мельче, а глаза наоборот увеличились, стали похожи на пузатых серебристых рыбешек. В сумраке волосы Доэ казались совершенно белыми. На коже лица и рук заиграли голубые блики.

Однако женственность не покинула её фигуру. Наоборот, женственности прибавилось настолько, что Вадиму стало не по себе. На него повеяло целым океаном сладких ароматов и вкусов, отчего у него закружилась голова. Вскоре непреодолимая власть женственности захватила его целиком.

– Часто с ней такое? – услышал он шепот Криброка.

Вадим взял себя в руки и недружелюбно глянул на Криброка, подумал – конечно, своим темным закоулком: не опасен ли для нее этот праздный хомун?

– Вот мой сад! – вдруг возгласила Доэ.

Она стояла на самом краю каменной площадки, а под ней на многие-многие миллиарды световых лет лежало небо Вселенной.

– Сад? – воскликнули в один голос Вадим и Криброк.

– Вон там, видите эти фиолетовые пятнышки? – спросила Доэ. – Я называю их васильками. Я слышала это название.

Она указала на звездные россыпи – белые и золотистые искорки.

– А вон сиреневые и красные. Это маргаритки. Похожи?

Расин встретился взглядом с Криброком и тут же отвел.

Почему Криброк так смотрит?! Если бы не она, вряд ли бы кашатер был бы сейчас на свободе.

Итак, Доэ – путешественница по Вселенной, Доэ – девушка из Трифара, Доэ – та, о которой запрещает говорить Балмар. И все же Доэ – его спутница. Самовольно нарушив данные ему указания, он взял её с собой на середине пути.