Мятежник Хомофара

И вдруг его пальцы нащупали в кармане что-то шелестящее.

Бумажные купюры? Билеты в кино? Фантики от конфет? Или тот самый «ид», который требует предъявить контролер?

Черный костюм не принадлежал Расину. Этот костюм не из тех, в которых ходят на концерты или в театр. В такие костюмы одевают мертвых.

Правда, ночи, проведенные на улице, несколько обжили костюм, добавив пятен, измяв рукава и вытянув колени. Но все равно это наряд покойника, и в первый же момент, когда Вадим обнаружил на себе этот погребальный костюм, откуда-то из глубины сознания выплыло зловещее слово саван .

Как на нем оказался костюм? И черт его знает, что там может лежать в кармане брюк. Он вытащил бумажки и поднес их к глазам.

На одной из них было написано: ИД.

А чуть ниже: индульгенция Д.

Он отделил эту бумажку от остальных и протянул красному контролеру.

Тот блеснул улыбкой, взял бумажку, кивнул:

– Спасибо.

Вадим изучил оставшиеся два листика. На верхней напечатано зеленым «СПРАВКА. Выдана Расину Вадиму Борисовичу в том, что он прошел мытарства и направлен на шестой уровень для пребывания на последнем в течение 6 (шести) дней. Дата 17.08.2008. Печать». Внизу – круглый штамп.

Он пожал плечами и передал справку контролеру.

На другой бумажке, которая была плотнее двух предыдущих, латинскими буквами значилось «PROPUSK», ниже стояла цифра 23891104546201.

– Откуда вы?

И вновь кометы хлынули золотым дождем из глаз контролера.

– Что? – беззвучно спросил Вадим.

– Я спрашиваю, где вы жили до того, как умерли?

Умер?!

Чушь! Смерти не было. Он помнил палату психдиспансера, в которой провел много долгих дней и ночей. Смутно помнил и встречу с Пиликиным; куда-то они собирались идти вместе. Лишь последние дни протекли в странном полусонном состоянии, когда он бродил на ощупь по изменившемуся Киеву – тому самому, что существовал в подсознании киевлян. Он постигал вещи, которым нельзя было учиться, прорывался сквозь пространство, находиться в котором не имел права.

Чего же от него хочет контролер-гермафродит? Чтобы он назвал ему улицу, где жил прежде? А может, район? Или город?

Что-то подсказывало, что, если красный контролер будет думать, что он, Вадим, умер и находится здесь по каким-нибудь фатально-летальным причинам, все будет не так плохо.

Он мало что помнил, слова всплыли сами.

– Киев… Улица Кибальчича.

– Ага. Это на Воскресенке?

– Кажется.

– Ясненько, – контролер почесал затылок и стал в точности, как мент. – Вы, уважаемый, померли в больнице или на автодороге?

– Э-э… Я точно не помню. Может, дома?

Продолжая улыбаться, гермафродит вернул бумажки обратно и сказал:

– Дома так дома. В таком случае надо поспешить. Напоминаю: ворота открываются в том месте, где наступила физическая смерть. – Он указал рукой направление. – Отсюда попадете на улицу Киото, затем держитесь по правой стороне, но не идите на Маршала Жукова, там ремонт дороги, а шагайте на Милютенка, хотя лучше сразу пройти дальше, на Братиславскую…

Полузабытые названия всплывали перед Вадимом неясным маревом.

– Выйдете на Братиславскую, – продолжал гермафродит, – и потом прямо-прямо, пока не доберетесь до Сулеймана Стальского. Отряхнитесь. Рукав вон вымазался. Родичи сорок дней дома отмечали?

– Кажется…

– Прекрасно. Тогда ничто не сможет сбить вас с пути. С Сулеймана Стальского свернете на Курнатовского, ну а там и Кибальчича.

Расин спрятал документы в карман.

– Или можно сразу по Курнатовского, – добавил контролер.

– Что?

– Через улицу Курнатовского, говорю. Там спросите. Ну идите же, не теряйте времени.

Курнатовский? В глубинах памяти пробудился отголосок смутного узнавания.

Что может значить это имя?

В воображении всплыло лицо Пиликина.

«Отведу-ка тебя к одному отправнику…»

И ещё две то ли колонны, то ли пирамиды, а рядом Иван, он улыбается и говорит: «Мы с ним были напарниками».

С кем это – с ним?

Вадим на всякий случай кивнул и двинулся в указанном направлении.

– Советую поспешить! – многоголосо прошумел гермафродит. – Ворота открываются в шесть.