Мятежник Хомофара

Неожиданно девушка вздохнула. Губы разомкнулись, и она отчетливо произнесла:

— Дедушка Харт… я пока не буду к вам приходить.

Расин застыл. Голос девушки был довольно низким и немного не увязывался с тонкими чертами лица, но все же это был приятный голос.

— Меня здесь изловить пытались, — пробормотала девушка. — В Трифаре тоже, конечно, небезопасно… там улыбастики толпами… но все же в Трифаре я местная, каждый закоулок знаю. Да вы и сами, кажется, собираетесь отсюда…

Она долго молчала, и Расин подумал, что девушка больше не станет говорить, но вдруг она произенесла:

— Ощущаю я скорую пустоту на этом месте… Не иначе как из-за кантаратских, да? Видно, и вам они немало досаждают… А ещё хотела сказать, что кто-то к нам придет скоро. Да, с поверхности… Тот, кого я раньше не знала. Вот сейчас особенно сильно чувствую, хоть и представить не могу, каков он из себя. Ну, пожалуй, хомун, идущий… мужского пола… Вы не говорите…

Вадим осторожно присел на край стула. Сердце отчего-то колотилось.

— Она не похожа на аутистку? — шепотом сказал Расин, когда медсестра вернулась. — Разве аутисты говорят во сне?

Медсестра недоверчиво подняла бровь. Приблизилась к пациентке; передав доктору шпатель с анатомическим пинцетом, грубо встряхнула девушку за плечо. Та не издала ни звука.

— Аккуратней! — Расин сурово зыркнул на медсестру, но та, не обратив внимания, сказала:

— Спит, как сурок.

Вадим внимательно исследовал участок некроза.

— Пока обработайте по краям спиртом. Наложите стерильную повязку, — сдержанно сказал он.

Взяв историю, Вадим пошел на пост делать запись. В ординаторскую или к заведующему идти не хотелось, однако надо было сообщить о своем наблюдении заведующему. Тут же пришла мысль, что проще будет потом перезвонить по телефону.

Сделав запись в истории пациентки, он покинул отделение.

В коридоре хирургического отделения его встретила та самая заплаканная женщина в лиловом парике. Не давая ей открыть рот, Расин коротко сказал:

— Идемте.

Он зашагал в свой кабинет. Женщина засеменила рядом.

— Ради бога, Вадим Борисович, простите!.. — торопливо заговорила она. — Я на Сырце редко бываю… Еле отыскала больницу… Понимаю… Не должна была говорить при других, что вы ам… Что вы освобождаете от тяготы…

Вадим достал ключи.

— Кто вам меня рекомендовал?

— Но… Я же… — женщина понизила голос. — Я не могу называть имен…

Расин открыл замок и толкнул дверь.

— Как хотите, — буркнул он.

— Хорошо-хорошо, доктор, — испуганно сказала женщина. — Но… ничего, если только одно имя? — Она напряглась и мучительно выдавила: — Пи-ли-кин.

— Что?! Этот… это он назвал меня ампутатором?

Женщина вдруг заискивающе улыбнулась, она осторожно и чуть кокетливо тронула локоть Вадима.

— Он назвал вас самым лучшим ампутатором, доктор.

Медицинская карта не содержала ничего, что могло бы представлять интерес для хирурга. ОРЗ, ОРВИ, хронический бронхит, астигматизм. Двенадцать лет назад произведена тонзилэктомия. В последние три года никаких обращений в поликлинику, никаких выписок.

— На что жалуемся? — Он взглянул на титульный лист. — Госпожа Гаерская?

Женщина сидела на краю кушетки. Указав на живот, она сказала:

— Здесь. Но… Вадим Борисович. Вы ведь сами лучше меня знаете.

Расин взял шпатель, заглянул в рот Гаерской, обследовал язык и зев. Слизистые нормальной окраски. Проверил склеры. Ощупал лимфоузлы на шее.

— Без особенностей. Разденьтесь до пояса.

Женщина засуетилась, снимая блузку.

Вадим проверил границы легких, перешел к осмотру живота. Кожа была бледная, дряблая и липла к рукам.

— Без высыпаний, — сухо сказал Расин.

Рука привычно погрузилась в правое подреберье, в первый миг Гаерская от неожиданности сморщила лицо.

— Больно?

— Нет.

— А так?

— Не больно…

— Сядьте.

Он принялся поколачивать Гаерскую по пояснице. Осмотр прощупывание и простукивание не дали результатов.

Вадим пожал плечами.

— Все, одевайтесь. — Он подошел к раковине, включил воду.

— Разумеется, я могу вас направить на общие анализы. — Он намылил руки. — Также существует немало дополнительных методов исследования: УЗИ, МРТ и так далее. Для того чтобы вас обследовать, нужны основания. У меня их нет.

— На животе тяготы… доктор!.. — Голос Гаерской вновь начал дрожать. — Тяготы! Все говорят, что теперь в Киеве только вы можете их удалять.

— Я очень внимательно осмотрел ваш живот и ничего не обнаружил.

— Прошу вас, осмотрите еще! — Гаерская вскочила с кушетки и, протягивая руки к Расину, стала приближаться. Блузка с бюстгальтером остались на кушетке.

— Что вы делаете? — Он глянул краем глаза. — Я попросил вас одеться.

— Доктор, вот сюда посмотрите!

Расин невольно скосил взгляд и обомлел.

Женщина стояла, опустив руки. Казалось, теперь до нее минимум шагов пятьдесят, хотя это противоречило здравому смыслу, ведь сам кабинет был не больше трех метров в длину. Из правого подреберья женщины исходила… грунтовая дорога. Она висела неподвижно, вытоптанная тысячами несуществующих ног, наезженная тысячами колес, — висела в воздухе так, словно пролегала по полю.