Я воспряла духом. Обнадежило, что многое восприняли правильно, оценили объективно, не стали трактовать, как намерение ввести всех в заблуждение. Особенно то, что я делала из соображений совести, не надеясь обернуть это себе на пользу.
Вот только воодушевление мое продлилось недолго, потому что мужчина, взяв очередной лист бумаги, продолжил:
— Однако в памяти камеры были обнаружены и прочие репортажи. Три из них — положительно оценивающие деятельность мятежником. Один мы исключили, допустив, что он, как вы утверждаете, был вами подготовлен в качестве приманки для де’Лоста и его спонсора. Но другие два сложно отнести к нейтральным. В них сильно чувствуется личная заинтересованность и попытка навязать свое мнение аудитории.
Я затрясла головой, отвергая сделанные выводы, и решила все прояснить:
— Подождите! Разве смотр техники и мое интервью необъективны? Я не задала ни одного вопроса с намеком на предвзятость. И репортаж сделала нейтральный, описательный. Показала зрителям реальный уровень военной мощи повстанцев.
— Как женщине и неспециалисту вам простительны ляпы и заблуждения, — все-таки снизошел до пояснения дознаватель. — По результатам инвентаризации техники повстанцев, которая была ими использована для захвата Кварцита и в итоге имелась в поселении, она оказалась куда более современной, чем было отражено в вашем сюжете. Следовательно, сведения в нем неточные, не соответствующие действительности. И это ваша профессиональная ошибка. Значит, и ответственность тоже ложится на вас. Что же касается интервью… — Он пожал плечами, демонстрируя досаду. — Игра нетрезвого де’Лоста на публику не выдерживает никакой критики.
Продолжать спорить я не стала. Осознала, как сильно сглупила, когда пошла на поводу у Карена, надела розовые очки, видела лишь привлекательную фигуру гонимого лидера и не стала досконально вникать в суть того, что мне демонстрировали. А ведь нас в академии на этот счет инструктировали! Карен же намеренно разыграл передо мной спектакль. Он желал меня использовать и подставить… Впрочем, сам же потом в этом и признался. Так что нечего теперь пытаться подстелить соломки, когда уже упала.
— Ваша коллега — оператор Зелина Марисовна Эст, — неожиданно сурово взглянул на меня следователь, — также числилась пропавшей без вести. Однако теперь факт ее смерти констатирован, а причина… — Он побарабанил пальцами по столу, прежде чем взять еще один обвинительный документ и сообщить: — Мы рассматривали две версии — умысел с вашей стороны и несчастный случай. Однако на основании ваших собственных слов, которые остались в памяти камеры, именно вы настаивали на съемке в районе военных действий, непосредственно на линии огня.
— Я тоже… — начала и не смогла договорить я, потому что горло сжало спазмом от душивших слез.
— Пострадали? — помог следователь. — Да, да, мы нашли вашу историю болезни в госпитале повстанцев. Но вашей причастности к гибели коллеги это не отменяет. Причинение смерти по неосторожности — серьезная статья обвинения.
Не в состоянии парировать, я промолчала. И получила очередную массу фактов, которые засыпали меня как лавина, разрушая мое будущее:
— У вас не вышло сбежать и вы, спасая свою жизнь, начали активно сотрудничать с повстанцами. Я понял, если бы вы пошли в госпиталь, помогать раненым, или на кухню — кормить мятежников. Но вместо этого вы спланировали диверсию и лично в ней участвовали. Это отягчающее обстоятельство — взявший оружие автоматически перестает считаться гражданским лицом и становится участником военных действий.
В этом я и сама была согласна с офицером. Действительно, можно было держаться на расстоянии от политических дрязг, а я пошла на поводу у событий и недооценила реальной степени опасности.
— Вы использовали ложные данные при заполнении временного удостоверения личности беженца. Оказавшись в Кварците вы располагали информацией и возможностью обратиться к гвардейцам, чтобы предупредить нас о готовящемся нападении мятежников. Вы могли бы получить убежище на нашей территории… Но вы этого не сделали. Так на чьей вы стороне, Карина Викторовна?
Я негромко прошептала:
— Боялась, что спонсор себя не выдаст, не получив желаемое. И мне было жаль людей из моего отряда, там были женщины, они бы пострадали…
Я осеклась, сообразив, что судьба диверсанток так или иначе шла к одному — гибели или плену, а предупреждение об атаке могло бы сохранить жизни и гвардейцев, и мятежников.
Следователь укоризненно посмотрел на меня, покачал головой, но комментировать не стал. Снова вернулся глазами к своим записям и продолжил:
— Далее. Торжественный ужин, где вы исполняли роль хозяйки дома, тоже свидетельствует не в вашу пользу. Вы присвоили себе чужое имущество, не имея на то никаких прав. Ну и… — Он бросил на стол последнюю бумагу и впился в меня пронзительным взглядом. Даже ближе подался, чтобы моральный прессинг был ощутимее. — Близкие отношения с де’Лоста. Вас постоянно видели в его компании, во время ареста мы обнаружили вас в его постели. Это неопровержимое свидетельство вашего “сотрудничества”.