Мятежное хотение

И если Сукин Федор брался за сватовство, то можно было с уверенностью утверждать, что дело верное. Никто из бояр не мог припомнить случая, чтобы сватовство проходило неудачно. Довольными всегда оставались обе стороны, а свата так потчевали вином и настоями, что дружки волокли его под руки.

В Москве знали о том, что не всегда его услуги были бескорыстны и окольничий за многие годы успел собрать огромную сумму, которая позволила ему выстроить богатые хоромины, едва уступающие по убранству палатам самых родовитых бояр; а еще у него было небольшое именьице под Новгородом, которое давало Федору Ивановичу постоянный доход.

— Вот видите, бояре, Федор Иванович пять десятков раз сватом бывал.

— Федор Сукин сват известный, такой и государя может оженить, — согласился Петр Шуйский.

— И тебя ни разу метлами с порога не прогоняли, окольничий? Помоями не обливали? — искренне подивился Иван Васильевич.

— Ни разу, государь, — смущенно отвечал окольничий Федор Сукин.

— Неужто всех оженил?

— Всех до единого!

— Если и доверяю кому судьбу, так только окольничему Сукину. Ну как, Федор Иванович, не откажешь своему государю?

— Как же возможно, Иван Васильевич? За честь великую приму! — упал в ноги царю Сукин.

— Быть по сему! И вот что, Федор Иванович… без принцессы Екатерины не возвращаться!

— Все будет в точности исполнено, Иван Васильевич!

— Ливония нам, конечно, в приданое нужна, только дурнушку мне бы не хотелось брать. Ты вот что, Федор Иванович, приглядись к ней, а потом мне расскажешь, что да как. Если Екатерина уродлива будет, так я еще и не женюсь на полячке. Европа богата принцессами.

— Все как есть расскажу. Ежели она, бестия, какой изъян имеет, то он от меня никак не скроется. Поверь мне, государь, я так поумнел на сватовстве, что обман за версту чую!

— Ишь ты, смотри, не осрами своего государя в Европе, Федор Иванович!

— Да как можно, Иван Васильевич!

— Эй, Гришка, пиши, — посмотрел Иван Васильевич на дьяка, который, в отличие от думных чинов, сидеть не мог и, оперевшись локтями о стол, согнул гусиную шею над листком бумаги. Встряхнулся мокрым воробьем Гришка и замер, готовый глотать, словно просо, любое оброненное слово. — «Государь повелел, а бояре приговорили быть послом в Польше окольничему Сукину Федору Ивановичу…» С хорошим делом медлить не станем, завтра и отправишься.

ЧАСТЬ V

Петр Иванович постоял малость у собора, перекрестился трижды на кресты, которые, подобно узникам, держали на своих перекладинах тяжелые чугунные цепи, и пошел к паперти. На лестнице боярин приметил косматого грязного странника, который, выставив вперед ладонь, ненавязчиво просил милостыню.

— На вот тебе деньгу, — положил в ладонь нищего боярин монету и, озоровато глянув через плечо, добавил — Скажи своему хозяину, что жду я его сегодня после вечерней службы. И пускай один приходит, нечего в мой дом татей приваживать.

— Спасибо, мил человек, — отвечал смиренно бродяга, — благодарствую. За твою милость, добрый человек, тебе место в раю уготовано будет!

* * *

Яшка Хромой не упускал из виду Калису. Он знал, что сейчас она была приживалкой у самого царя, и ревность, подобно рыжей ржавчине, разъедающей крепкие листы жести, уже успела исковеркать душу. Это чувство было настолько сильным, что он стал подумывать о том, а не убить ли самого царя! Взять и объявить ему войну, как это делают великие князья, не в силах сдержать обиду.

Поразмыслив малость, Яшка остыл. Он понимал, что Калиса не задержится у царя, не пройдет и месяца, как она вернется к прежнему господину. Как бы ни хороша была Калиса, а только царь Иван долго у себя баб держать не любит: потешится малость и выбросит за ворота.

Скоро один из нищих, сидящих напротив дворцовых ворот, заприметил, как стрельцы выводили Калису. Не было с ней прежнего сопровождения из боярышень и девок, которые по численности и пышности едва ли уступали свите самой Анастасии Романовны.

Прошла Калиса простой бабой, спрятав зареванное лицо в углы платка.

Эту весть мгновенно донесли до ушей Яшки Хромого, и с этой минуты, не ведая того, она находилась под пристальным вниманием его всевидящего ока.

— Что с девкой делать, Яков Прохорович?

— Ничего, — отвечал Яшка Хромой. — Охраняйте бабу. — И уже с яростью прошептал: — Чтобы никто дурного и помыслить не смел!

Калиса ходила по городу, с базара на базар. Яшке Хромому сообщали о том, что в одном из питейных домов ее пытался соблазнить стрелец, показав горсть монет, а у другой корчмы хозяин предлагал расставлять на столы стаканы и за плату быть с гостями поуступчивее.

Калиса только усмехалась: ей предлагали за удовольствие несколько медных монет, когда еще вчера с ее ног стаскивали сапожки родовитые княгини.

Неволить Калису Яшка Хромой не станет. Пройдет день, и она вернется к прежнему хозяину.

Так и случилось.