Мятежное хотение

Девки в вышитых сорочках, опоясанные чернобыльником и венчальными венками из ромашек, не уступая парням в лихости, прыгают, взявшись за руки парами, через костер, который бушует и сердито потрескивает и, простирая алые горячие пальцы к небу, готов сорвать платьице с каждой девицы.

Грешен Иван Купала!

И когда совсем стемнеет, берег реки вспыхнет тотчас множеством костров, которые покажутся плывущими суденышками на убегающих водах Неглинки.

Лишь одно место московиты обходили стороной. Оно находилось на реке Яузе, в темном лесу, недалеко от Спасо-Андроньевского монастыря, и даже молитвы чернецов не могли вытравить из него застоявшуюся скверну. Христиане поговаривали, что летает там баба на метле, а из грибов растут в тех дебрях только поганки и мухоморы, которых поедают кикиморы и лешие. Рыбаки плевали трижды в сторону, когда спускались по Яузе на лодчонках, а охотники не ленились делать огромный крюк из боязни столкнуться с нечистой силой.

Правда, поговаривали, что живет в этих местах один пустынник, который праведными молитвами очищает поганые места, поправ своей святостью все темные силы. Вот оттого ни одна нечисть к нему и пристать не может. Святой он, вот поэтому и растут подле его хижины белые цветы.

Если и нарушают раз в год эту заповедную глухомань, так только на праздник Ивана Купалы, когда девки в белых платьях, подобно загонщикам во время охоты, окружают дурное место огнем, а затем дымом, будто святым ладаном, вытравливают всякую нечисть. И сказывают, что покрывается та поляна светляками, и такой вой стоит над лесом, что хоть уши затыкай, а потом долго в тех местах ветер не может разогнать зловоние. А еще старики глаголили, что обитают в тех местах птицы с длинными и голыми шеями, приученные рвать человеческое мясо, и если зайдет в те места путник, то обратно уже не выберется, так и сгинет в лесу безымянным.

В Москве знали, что в прошлые времена, когда Василий блаженный был молод, то посмел нарушить заповедность проклятого края и пошел в лес один. Сутки он плутал в многовековой чаще, а когда наконец выбрался на дорогу, бродячие монахи увидели старика — он был сед. Блаженный так никогда и не вспомнил, какая неведомая сила сумела вывести его из заколдованного леса.

В то время, когда парни прыгали через костер, а девицы молчаливо шли за венками вдоль тихой Неглинки, Иван Васильевич тешился в ласках с Анастасией Романовной. Знахарки знали, что месяц благоприятный и самое время, чтобы зачать наследника, и если царица обрюхатится на Ивану Купалу, то жизнь его будет протекать долго и счастливо.

Спина у Ивана Васильевича была мокрой от пота, рубаха прилипла к груди, но дикое желание не угасало. Царь видел заостренный подбородок суженой, ее кожа при ласковом свете свечей казалась матовой. Сейчас царица была особенно красива, а тихое постанывание еще сильнее разжигало в нем желание. Наконец он, обессиленный, опрокинулся на спину и пожелал:

— Наследника мне роди, царица! Коли сумеешь… поставлю храм в угоду святой Анастасии! Если девка будет, — царь малость подумал, — тоже хорошо. Ожерелье тогда немецкое тебе подарю. Мне его посол дал, крест там золотой с рубиновыми каменьями.

— Спасибо, государь, только ты мне и без ожерелья дорог.

Иван Васильевич поднялся, неторопливо надел кафтан. Он хотел позвать боярина, чтобы тот натянул ему сапоги, но, посмотрев на царицу, раздумал:

— Пойду я, государыня, бояре меня заждались.

В сенях уже третий час томились ближние бояре, однако будить государя не смели и, набравшись терпения, ожидали, пока Иван Васильевич пробудится. Когда дверь распахнулась и появился царь, бояре радостно встрепенулись:

— Будь здоров, батюшка.

— Иван Васильевич, здравия тебе желаем, — ниже других согнулся дежурный боярин.

Государь сел на царский трон, бояре породовитее уселись на лавку, чином поменьше устроились на скамью. Иван Васильевич обратил внимание на то, что Захарьины сидели к трону ближе, потеснив Шуйских. И для всех прочих стало ясно, что теперь навсегда пролегла вражда между двумя большими боярскими родами.

Иван Васильевич со скукой на лице слушал доклады бояр. Окольничий Челобитного приказа говорил о том, что прошлой ночью в Москву на Ивану Купалу прибыли бродяги, которые запрудили многие улицы и сделались хуже воров, выпрашивая милостыню.

— Бродяг из города гнать, если будут сопротивляться, то лупить нещадно, — распорядился Иван.

— Еще у Спасских ворот нашли двоих убиенных, видать по всему, зарезали в драке.

— Что делать думаете?

— Неподалеку есть ночлежка, там живут нищие. Сегодня пошлю туда караульщиков, пусть порасспрашивают, авось кто объявится.

— Яшку Хромого изловили? — вдруг спросил Иван.

— Нет, государь, ищем. Всем караульщикам наказали, чтобы смотрели на бродячих монахов, а кто из них долговяз и хром на левую ногу, пусть волокут в Пыточную, а уж там и разбираться будем…