Мятежное хотение

— Поставил ты, государь, над нами наместника Прошку Ерофеева. А он, вор окаянный, бесчинства над нами творит, жен наших в постель к себе тащит, девиц растлевает. А на прошлой неделе что удумал! Повелел девкам в баню идти, и чтобы они там на лавке его благовониями растирали. А один муж вступился за дщерь свою, так он, поганый, повелел снять с него шапку, так и продержал его, горемышного, на площади до самой вечерни. В бесчинствах своих именем твоим государским прикрывается. Мы тут вече собрали, всем миром сказали, чтобы он Псков оставил и шел своей дорогой. Так он вече посмел ослушаться, сказал, что царь ему Псков в кормление отдал. Только ты, царь, и можешь его проучить.

И чем дальше говорил холоп, тем больше мрачнел царь Иван.

— Стало быть, вы против воли государевой идти пожелали?! Эй, бояре, срывайте с дурней кафтаны. Если Прошка Ерофеев с вас шапки снимал, так я с вас и порты поснимаю, — хохотал Иван Васильевич, — а потом без исподнего перед девками на базаре осрамлю.

Затрещали нарядные кафтаны псковичей, не помогли и кресты-нательники, которые тоже полетели в стороны, и мужики, стесняясь своей наготы, жались друг к другу, словно овцы перед волком.

— Спасибо тебе за милость, царь, уважил ты своих холопов и бояр распотешил, — выкрикнул тот самый мужик, что подал грамоту.

— Высечь холопов, а потом спиртом сжечь! — коротко распорядился царь.

Дерзить надумал, вольный воздух новгородской земли кому угодно башку вскружит[35].

Мужика опрокинули на землю. Двое дюжих рынд уселись на шее, стиснули ноги. Мужик сплевывал с губ темную грязь и не переставал браниться:

— И ты такой же окаянный, каким дед[36] твой был! Он у нас колокол вечевой увез, думал гордыню нашу поломать. Только ведь камни на площадях еще помнят псковское вече! Еще гуляет по Пскову вольница. — Он сжал зубы, удар плети пришелся по левому боку, вырвал из горла стон: — Ой, окаянный! Не будет тебе спасения ни на том, ни на этом свете.

Следущим был крупный детина. Отрок перекрестился на купол деревенской церквушки и разрешил рындам:

— Давайте, господа, готов я!

Выпороли и его.

Иван Васильевич молча наблюдал за мятежными отроками, даже при полном послушании чудился ему псковский бунт.

— Слышал я о том, что псковичи бражники отменные, так мы сейчас их напоим, потом в спирте искупаем да подожжем!

Псковичи приготовились умирать.

Жаль, не на родной земле, а здесь даже вдова не сможет поплакать. Бросят, как нехристей, в яму и без церковного звона схоронят.

Рынды приволокли стоведерные бочки, полные спирта, которые веселыми пьяницами подпрыгивали на кочках, норовили развернуться и острыми краями боднуть отроков, но, поддавшись силе, неровно катились к присмиревшим псковичам.

Бояре и челядь плотным кольцом обступили жалобщиков, готовые смотреть на потеху.

— Царь! Государь-батюшка Иван Васильевич! — разомкнул тесный круг Федор Басманов. — Гонец с известием прибыл!

— Зови сюда, — Иван недовольно поморщился, не любил он, когда от забавы отрывают.

Привели гонца. Детина бросился под ноги государеву жеребцу.

— Царь Иван Васильевич! Колокол со звонницы Архангельского собора сорвался. Внизу мужики смолу варили, так троих до смерти убил!

Псковичи были забыты. Бояре разинули рты, примолкла челядь, помертвело лицо государя.

— Так, стало быть, — побелел лицом Иван, — сказывай дальше.

Падение колокола всегда было дурной приметой. Два года назад в Смоленске упал колокол с Благовещенского собора, и тотчас начался мор, который вором прошелся по посадам, опустошил дворы и разбежался во все стороны. Год назад колокол сорвался с Успенского собора в Суздале — был неурожай, вместе с которым явился и голод.

Теперь вот Москва!

И сорвался колокол не с какой-нибудь малой посадской церквушки, хотя и это великая беда, а со звонницы Архангельского собора, главной духовной обители столицы. А это было дурным предзнаменованием вдвойне. Стало быть, лихо заявится и на царский двор.

— Колокол как упал, так земля содрогнулась, — продолжал перепуганный гонец, потрясенный переменой в государе. — А избенки, стоявшие за двором, порушились. Яма получилась такая, что и пяток телег в ней поместится вместе с лошадьми.

— Колокол цел? — спросил государь.

— Целехонек колокол, не раскололся! — поспешил сообщить радостную весть посыльный.

— Едем! Немедленно в Москву! — развернул Иван Васильевич жеребца. — Упавший колокол хочу посмотреть!

Двор в один миг опустел. Псковичи, все еще не веря в освобождение, бестолково стояли у крыльца, пока хозяин гостиного двора не прикрикнул строго:

— Чего застыли истуканами?! Быстрее со двора уходите! А то неровен час царь вернуться надумает! Вот тогда и вспомнит про вас!

Псковичи запоздало спохватились: надели портки, понатягивали рубахи и, скрываясь от чужого взгляда, вышли со двора.

* * *