Мятежное православие

Сим дается ответ вопросный. В южных великих землях, коих берега в нынешние времена почти только примечены мореплавателями, тамошние жители, также и в других неведомых землях обитатели, люди видом, языком и всеми поведениями от нас отменные, какой веры? И кто им проповедал евангелие?

Ежели кто про то знать или их обратить и крестить хочет, тот пусть по евангельскому слову… туда пойдет. И как свою проповедь окончит, то после пусть поедет для того ж и на Венеру. Только бы его труд не был напрасен. Может быть, тамошние люди в Адаме не согрешили; и для того всех из того следствий не надобно».

Из подобных заявлений видно, что Михаил Васильевич, даже учитывая цензурные условия, уже не желал поддерживать «мирное сосуществование» своего творчества с пытающимся ограничить его духовным ведомством. Примерно в том же 1761 году он переводит басню Лафонтена о монашестве «Крыса, удалившаяся из мира»:

Мышь некогда, любя святыню, Оставила прелестной мир, Ушла в глубокую пустыню, Засевшись вся в галланской сыр.

Судя по бумаге, чернилам и расположению в рукописи, этот популярный перевод был сделан Ломоносовым в непосредственной связи с набросанным выше планом уже упомянутого «Прибавления второго» к «Первым основаниям металлургии». В плане же ясно сказано о намерении автора осудить «некоторых поведение, кои осмехают науки, особливо новые откровения и изыскания, разглашая, будто бы они были противны веры». Однако научный труд, явно непосильный для понимания духовных надсмотрщиков, был вскоре издан, а ясная всем басня оставалась в рукописи еще целое столетие.

Эта борьба Ломоносова, счастливо избежавшего громов и молний Святейшего синода и неукоснительно одерживавшего моральные победы над своими противниками, требовала от него немалого напряжения сил, отнимала время. Даже столь великий ученый, поэт и борец за правду вынужден был временами идти на уступки церкви. Так же как басня о мышке в сыре, не была издана при жизни Михаила Васильевича записка для И.И. Шувалова «О сохранении и размножении российского народа», написанная в 1761 году.

Это во многих отношениях замечательное произведение мыслителя-гражданина, наполненное искренней болью за российский народ, дает самую резкую характеристику влияния деформированной церкви на развитие народа. В ряде случаев Ломоносов даже слишком суров.

«Взгляды, уборы, обходительства, роскоши и прочие поступки везде показывают, — пишет Михаил Васильевич, — что монашество в молодости не что иное есть, как черным платьем прикрытое блудодеяние и содомство, наносящее знатный ущерб размножению человеческого рода, не упоминая о бывающих детоубивствах, когда законопреступление закрывают злодеянием. Мне кажется, что надобно клобук запретить мужчинам до 50, а женщинам до 45-ти лет».

Среди причин детской смертности Ломоносов называет крещение холодной водой, которое попы производят согласно церковному предписанию о том, чтобы вода была «натуральная без примешения», считая примесью и теплоту. Бесполезно «невеждам попам физику толковать», пишет ученый, следует употребить власть для прекращения этой пагубной практики. «Таких упрямых попов, кои хотят насильно крестить холодною водою, почитаю я палачами, затем что желают после родин и крестин вскоре и похорон для своей корысти».

В зрелом возрасте здоровью народа сильно вредит неумеренное заговение и разговение в связи с постами. «Паче других времен, — отмечает Ломоносов, — пожирают у нас масленица и святая неделя великое множество народа одним только переменным употреблением питья и пищи. Легко разбудить можно, что, готовясь к воздержанию великого поста, во всей России много людей так залавливаются, что и говеть времени не остается. Мертвые по кабакам, по улицам и по дорогам и частые похороны доказывают то ясно. Разговенье тому ж подобно».

Яркой страницей русской сатирической прозы стало описание Михаилом Васильевичем «светлого Христова воскресенья», «всеобщей христианской радости», когда наряду с торжественными службами в храмах «недавние строгие постники, как с привязу спущенные собаки, как накопленная вода с отворенной плотины, как из облака прорвавшиеся вихри, — рвут, ломят, валят, опровергают, терзают: там разбросаны разных мяс раздробленные части, разбитая посуда, текут пролитые напитки, там лежат без памяти отягченные объядением и пьянством, там валяются обнаженные и блудом утомленные…».

— О, истинное христианское прощение и празднество! — восклицает автор. — Не на таких ли Бог негодует у пророка: Праздников ваших ненавидит душа моя, и кадило ваше мерзость есть предо мною… Между тем бедный желудок… не имея требуемого довольства жизненных соков, несваренные ядения по жилам посылает: они спираются, пресекается течение крови, и душа в отворенные тогда райские двери из тесноты тела прямо улетает… Вышеписанных строгих постников, притом усердных и ревностных праздниколюбцев, самоубийцами почесть можно.