Дорожка, о которой говорит Пиппа, оказывается всего лишь узенькой тропкой и как будто растворяется в стене пышной зелени. Она неровная и извилистая. На каждом шагу нам приходится раздвигать зеленые ветки и отталкивать толстые стебли какой-то травы, наклоняющейся на тропинку, и все это оставляет пятна сока на наших руках, пока они наконец не становятся липкими, как патока.
— Ох, ну и гадость! — стонет Пиппа. — Надеюсь, это верное направление. Мне и думать противно, что мы так трудимся понапрасну.
Ветка ударяет меня по лицу.
— Что ты сказала? — спрашивает Фелисити.
— Я? Я ничего не говорила, — удивляюсь я.
— Но я слышала голос.
Теперь и я слышу. Что-то движется в густых зарослях. Внезапно мне кажется, что идея отправиться по тропе, о которой мы ничего не знаем, была не слишком-то удачна. Я вскидываю руку, чтобы остановить подруг. Фелисити тянется за стрелой. Мы натянуты, как струны пианино.
Между резными листьями пальмы появляется пара глаз.
— Эй! — окликаю я. — Кто там?
— Вы пришли помочь нам? — спрашивает тихий голос.
Из-за ствола дерева выходит молодая женщина, и мы пугаемся, увидев ее. Вся правая сторона ее тела чудовищно обожжена. Рука сгорела почти до кости. Женщина видит потрясение на наших лицах и пытается прикрыться остатками шали.
— Видите ли, мисс, на нашей фабрике случился пожар, она вспыхнула, как сухой порох, и мы не успели выбежать, — говорит она.
— Мы? — повторяю я, когда наконец голос возвращается ко мне.
За ее спиной из густой зелени выходят еще с дюжину или около того молодых девушек; все они обожжены, и все они мертвы.
— Это все те, кто не сумел спастись. Одних убил огонь; другие выпрыгнули из окон и разбились, — спокойно поясняет первая девушка.
— И давно вы здесь? — спрашиваю я.
— Не могу точно сказать, — отвечает она. — Кажется, целую вечность.
— Когда случился пожар? — спрашивает Пиппа.
— Третьего декабря тысяча восемьсот девяносто пятого года, мисс. Я еще помню, что в тот день дул очень сильный ветер.
Девушки провели здесь около двух недель, гораздо меньше времени, чем Пиппа.
— А я вас видела прежде, мисс, — говорит девушка с шалью, кивая Пиппе. — Вас и вашего джентльмена.
Пиппа разевает рот.
— Да я тебя никогда в жизни не встречала! Я вообще не понимаю, о чем ты говоришь!
— Простите, мисс, если я что-то не так сказала. Я не хотела вас обидеть, правда!
Я совершенно не понимаю, из-за чего Пиппа так взорвалась. Что такого особенного было в словах девушки?
Девушка осторожно тянет меня за рукав, и я с трудом сдерживаю крик, когда вижу ее руку, касающуюся меня.
— Здесь рай или ад, мисс?
— Ни то ни другое, — отвечаю я, делая шаг назад. — А как тебя зовут?
— Мэй. Мэй Саттер.
— Мэй, — шепотом повторяю я. — А среди вас кто-нибудь ведет себя странно?
Мэй Саттер задумывается.
— Бесси Тиммонс, — говорит она наконец, показывая на другую обожженную девушку со сломанной рукой. — Но, по правде говоря, мисс, она всегда была немножко странной. А сейчас она постоянно заговаривает со всеми, твердит, что мы должны пойти с ней в какое-то место, которое она называет Зимними Землями, что там нам обязательно помогут.
— Слушай меня внимательно, Мэй. Вы ни в коем случае не должны отправляться в Зимние Земли. Вскоре все будет так, как должно быть, и вы с подругами перейдете реку и уйдете на другую сторону, в другую жизнь.
Мэй смотрит на меня с испугом.
— И как там будет?
— Я… я точно не знаю, — говорю я, не в силах как-то утешить девушку. — Но пока вы здесь, вы не должны доверять никому, кого здесь встретите. Ты меня понимаешь?
Девушка бросает на меня сердитый взгляд.
— Но тогда почему я должна вам верить, мисс?
Мэй возвращается к своим подругам, и я слышу, как она говорит:
— Они нам помочь не могут. Придется самим справляться.
— Все эти духи ждут перехода… — тихо произносит Фелисити.
— Или разложения, — напоминает Энн.
— Вы этого знать не можете, — говорит Пиппа.
Мы все умолкаем.
— Ладно, идемте дальше, — говорю наконец я. — Может быть, Храм совсем рядом.
— Я не хочу идти дальше, — возражает Пиппа. — Я не хочу увидеть еще какие-нибудь ужасы. Я вернусь в сад. Вы со мной?
Я смотрю на сплошные зеленые заросли перед нами. Тропинка уходит в плотную стену листьев. Но сквозь них я вижу едва заметную вспышку, белое свечение…
На тропинку выходит Бесси Тиммонс. Взгляд у нее тяжелый.
— Если вы не можете нам помочь, почему бы вам не убраться отсюда? Уходите… убирайтесь! Или еще что-нибудь.
Она не объясняет, что может означать «еще что-нибудь». Кое-кто из девушек встает рядом с ней, загородив нам дорогу. Они не хотят, чтобы мы здесь находились. Нет смысла схватываться с ними, во всяком случае, прямо сейчас.
— Пойдемте, — говорю я. — Вернемся обратно.
Мы снова идем по узкой тропинке. Бесси Тиммонс кричит нам вслед:
— И нечего тут гордиться! Мы скоро тоже станем такими, как вы! Мои друзья придут за нами! Они нас вылечат! Они сделают нас королевами! А вас превратят в простую пыль!
Мы возвращаемся в сад молча. Мы устали, перемазались зеленью, хмуримся… в особенности Пиппа.