Мятежные ангелы

— А нельзя ли нам теперь немножко отдохнуть и повеселиться? — ворчливо спрашивает она, когда мы добираемся до того места, где стояли руны. — Искать этот ваш Храм — так скучно и утомительно!

— Я знаю отличное местечко, где можно поиграть, моя леди.

Из-за деревьев появляется рыцарь, пугая нас всех. В одной руке он держит какой-то узел. Мы нервно вздыхаем, когда он падает на одно колено.

— Я вас испугал? — спрашивает он, склоняя голову набок, отчего его пышные золотые кудри самым очаровательным образом падают ему на лицо.

Пиппа одаряет его мрачным взглядом.

— Тебя сюда не звали!

— Виноват, — говорит рыцарь. Но никаких признаков виноватости в его голосе не слышно. — Как я должен заплатить за свою ошибку, моя леди? Что прикажешь сделать?

Он прикладывает к горлу кинжал.

— Требуешь моей крови, моя леди?

Пиппа держится до странности спокойно и холодно.

— Если тебе того хочется.

— Но каково твое желание, моя леди?

Пиппа отворачивается, длинные локоны рассыпаются по ее плечам и спине.

— Я хочу, чтобы ты оставил меня в покое.

— Очень хорошо, моя леди, — соглашается рыцарь. — Но я оставлю кое-какой подарок для тебя.

Он бросает узел на землю и уходит в лесные заросли.

— Мне казалось, ты говорила, что прогнала его, — говорит Фелисити.

— Да, — кивает Пиппа. — Думала, что прогнала.

— А что он тебе принес? — спрашивает Энн.

Она развязывает узел — и с коротким криком падает в траву.

— Что там? — вскрикиваем мы с Фелисити, бросаясь вперед.

В складках ткани лежит козья голова, покрытая мухами и засохшей кровью.

— Какой ужас! — выдыхает Энн, прижимая ладонь ко рту.

— Если этот парень еще раз сюда вернется, я найду, что ему сказать, — бормочет Фелисити, и ее щеки гневно розовеют.

Подарок совершенно омерзителен, и я пытаюсь понять, почему рыцарь, некогда мечтавший о благосклонности Пиппы и взывавший к ней, — рыцарь, созданный магией собственного воображения Пиппы, — мог стать настолько жестоким. Пиппа пристально смотрит на голову козы. Она прижимает руку к животу, и сначала мне кажется, что ее тошнит или что она собирается закричать. Но потом она едва заметно облизывает губы — и в ее глазах я вижу страстное желание.

Пиппа замечает, что я наблюдаю за ней.

— Я потом похороню ее как положено, — говорит она и берет меня под руку.

— Да, это было бы неплохо, — соглашаюсь я.

— Приходите завтра! — кричит Пиппа, когда мы удаляемся. — Попробуем пройти по другой тропинке! Я уверена, завтра мы его найдем!

Затейливые часы с кукушкой, стоящие на каминной полке в комнате Фелисити, отсчитывают время. Кажется, будто мы пробыли в сферах долго, но по лондонскому времени прошло менее секунды. Я продолжаю беспокойно размышлять о дневных событиях — о мисс Мак-Клити перед входом в Бедлам, об анаграмме, о Мэй Саттер и ее подругах… И о Пиппе. Да, в особенности о Пиппе.

— Займемся чем-нибудь повеселее? — спрашивает Фелисити и направляется к парадной двери, а мы тянемся следом за ней.

Шеймс, дворецкий, подходит к ней почти одновременно с нами.

— Мисс Уортингтон? Что-то случилось?

Фелисити зажмуривает глаза и протягивает вперед руку:

— Ты меня здесь не видел, Шеймс! Мы все сидим в гостиной и пьем чай.

Не говоря ни слова, дворецкий покачивает головой, как будто не понимая, почему это входная дверь оказалась распахнутой. Он закрывает ее за нами, и мы свободны.

Лондонский туман скрыл звезды. Они слабо поблескивают тут и там, но не в силах пробить своими лучами слезливое небо.

— И что мы теперь будем делать? — спрашивает Энн.

Фелисити широко улыбается:

— А что угодно!

Плавать над Лондоном в холодный вечер, пользуясь магической силой, — это что-то совершенно невероятное. Тут и там из клубов выходят джентльмены, к ним подъезжают экипажи. Мы видим мальчишек-беспризорников, бедных грязных детей, которые обшаривают дно Темзы у берегов в поисках монетки, но им редко везет. Нам стоит лишь опуститься чуть ниже, и мы можем коснуться крыш театров Вест-Энда или погладить кончиками пальцев огромные готические шпили здания Парламента — что мы и делаем. Энн садится на крышу рядом с величественными часами — Биг-Беном.

— Посмотрите-ка, — смеется она, — я сижу в Парламенте!

— Мы все можем! Мы даже можем пробраться в Букингемский дворец и надеть драгоценности короны! — говорит Фелисити, на цыпочках перепрыгивая с одного шпиля на другой.

— Но т-ты ведь не ста-танешь этого делать? — ужасается Энн.

— Конечно, не станет, — решительно произношу я.

Свобода веселит и пьянит. Мы лениво плывем над рекой, присаживаемся отдохнуть на мосту Ватерлоо. Под нами проплывают лодки, их фонари проявляются в тумане — и снова исчезают. Как это ни странно, я еще и слышу мысли — мысли старого джентльмена в лодке, точно так же, как слышала мысли женщины в Хаймаркете, и джентльменов в цилиндрах, ехавших в нарядных собственных экипажах через Гайд-парк, когда мы пролетали над ним. Мысли звучат тихо, как будто я подслушиваю чей-то разговор в соседней комнате, но тем не менее я знаю, что чувствуют все эти люди.

Старик в лодке набивает карманы камнями, и я знаю, зачем он это делает.

— Мы должны остановить того мужчину в лодке, — говорю я.