— Они, — сообщает она так, будто я должна и сама прекрасно все понимать. — Они мне рассказывают. Она не то, чем кажется. Она такие дурные вещи делала! Она в союзе с теми, дурными, мисс. Я слышу ее по ночам, слышу. Такие дурные, безнравственные вещи! Поосторожнее, мисс. Они идут за вами. Они все идут за вами.
Миссис Соммерс усмехается, демонстрируя чересчур мелкие зубы.
Пряча в сумочку вырезку из газеты, я ухожу от нее и врываюсь в госпиталь, стремительно прохожу по коридорам, мимо комнаты для шитья, мимо молчащего пианино и что-то бормочущей Кассандры. Я иду все быстрее и быстрее, я почти бегу. Когда я добираюсь до кареты и Картика, я совершенно выдыхаюсь.
— Мисс Дойл, что случилось? Где ваш брат? — спрашивает Картик, нервно оглядываясь по сторонам.
— Он говорит… чтобы я возвращалась, — с трудом выговариваю я.
— Но в чем дело? Вы вся горите. Я отвезу вас домой.
— Нет. Не там. Мне нужно с тобой поговорить. Наедине.
Картик пристально смотрит на меня, едва дышащую; он поражен.
— Я знаю одно местечко. Я никогда не приводил туда молодых леди, но лучше мне сейчас ничего не придумать. Вы мне доверяете?
— Да, — отвечаю я.
Он подает мне руку, и я хватаюсь за нее, поднимаюсь в карету и позволяю Картику направить лошадей, куда ему вздумается, полностью отдавая свою судьбу в его власть.
Мы едем через мост, направляясь в закопченное, мрачное сердце восточного Лондона, и я с запозданием сожалею, что позволила Картику куда-то меня везти. Улицы здесь узкие и грязные. Продавцы овощей и мясники кричат от своих лотков, зазывая покупателей:
— Картошка, морковка, груши!.. Отличные кусочки баранины, ни единой жилки!..
За каретой бегут дети, выпрашивая хоть что-нибудь — монетку, что-нибудь съестное, работу… Они наперебой стараются завладеть моим вниманием.
— Мисс, мисс! — кричат они, предлагая любую «помощь» за жалкую монетку.
Картик останавливает карету в переулке за лавкой мясника. Дети бросаются ко мне, хватают за пальто.
— Прочь! — кричит Картик, причем говорит с акцентом кокни, которого я прежде никогда не слышала. — Вы слыхали о черепе и мече, а, негодники?
Глаза детей округляются при упоминании о символе Ракшана.
— Точно, слыхали, — продолжает Картик. — Так что быстро убирайтесь отсюда, раз уж поняли, о чем я говорю.
Дети бросаются врассыпную. Остается только один мальчик, и Картик бросает ему шиллинг.
— Присмотри за каретой, парень, — говорит он.
— А то! — отвечает мальчишка, пряча монету в карман.
— Весьма впечатляет, — говорю я, когда мы пересекаем грязную улицу.
Картик позволяет себе коротко, победоносно улыбнуться.
— Чему только не научишься, чтобы выжить!
Картик идет впереди меня. Он движется как охотник — напряженные плечи, осторожный шаг… Мы поворачиваем на одну извилистую улочку, застроенную дешевыми домами, потом на другую. Наконец мы выходим в короткий переулок и останавливаемся перед маленькой таверной, зажатой между обветшавшими домами. И подходим к тяжелой деревянной двери. Картик стучит как-то по-особенному, короткими ударами. Грубо вырезанное смотровое окошко в двери открывается изнутри, в нем появляется чей-то глаз. Окошко закрывается, нас впускают. В таверне темно и пахнет вкуснейшим карри и благовониями. Крупные мужчины сидят за столами, согнувшись над тарелками с горячей едой, их грязные руки сжимают кружки с пивом, как будто эти кружки — единственная стоящая вещь в целом мире. Я теперь понимаю, почему Картик никогда не приводил сюда леди. Насколько я вижу, я вообще тут единственная особа женского пола.
— Мне здесь ничто не грозит? — шепчу я сквозь стиснутые зубы.
— Не больше, чем мне самому. Просто надо заниматься своим делом и не таращиться на других, и все будет в порядке.
Почему этот ответ вызвал у меня ощущение, что Картик похож на гувернантку, которая по вечерам рассказывает своим подопечным страшные сказки, а потом ожидает, что они будут всю ночь мирно спать без кошмаров?
Картик ведет меня к столику в глубине помещения, где потолочные балки нависают особенно низко. Вообще этот зал кажется расположенным где-то под землей, как кроличье жилище.
— Куда ты пошел? — испуганно спрашиваю я, когда Картик куда-то направляется.
— Тсс! — Он прижимает к губам палец. — Я намерен тебя удивить.
Ну да, как раз этого я и боюсь. Я складываю руки на шершавой поверхности деревянного стола и стараюсь стать незаметной. Картик возвращается, неся тарелки с какой-то едой. Он с улыбкой ставит одну тарелку передо мной. Это доса! Я не видела этих тонких пряных печений с тех самых пор, как уехала из Бомбея, от кухни Сариты. Я кладу печенье в рот, и меня охватывает тоска по доброте Сариты, по стране, которую мне так хотелось покинуть, по стране, которую я, возможно, никогда больше не увижу…
— Очень вкусно, — говорю я и беру второе печенье. — Как ты узнал об этом месте?
— Амар мне рассказал. Владелец этого заведения родом из Калькутты. Видишь вон тот занавес? — Картик показывает на висящий на стене гобелен. — За ним скрыта дверь. Тайная комната. Если я когда-то тебе понадоблюсь…
Я осознаю, что Картик открывает мне тайну. Приятно ощущать, что он мне доверяет.