Мятежные ангелы

— Ха! Ты побит, дорогой мой! — со смехом говорит отец.

— Джон, не стоит ее поощрять! Джемма, не следует быть столь недоброй к людям, — выговаривает нам бабушка. — Я не знакома с этой мисс Мур. И не уверена, что могу позволить тебе поехать к ней с визитом.

— Она отлично учит рисовать и писать красками, — говорю я.

— И, без сомнения, получает за это хорошую плату. Обычно так и бывает, — говорит бабушка, принимаясь за картошку. — Но твое искусство рисования ничуть не пострадает за время каникул. Тебе лучше проводить время дома или сопровождать меня, когда я поеду с визитами, это поможет тебе обзавестись полезными знакомствами.

Мне хочется стукнуть бабушку за последнее замечание. Мисс Мур стоит десятка этих ее «полезных знакомств». Я откашливаюсь.

— Но мы будем делать разные украшения, чтобы немного порадовать людей, которые лежат в больницах в такое время года. Мисс Мур всегда подчеркивает, что невозможно переусердствовать, проявляя милосердие.

— Это весьма похвально, — кивает бабушка, разрезая свиное филе на крошечные кусочки. — Возможно, я поеду с тобой, чтобы самой взглянуть на эту мисс Мур.

— Нет!

Я почти кричу.

— Я хотела сказать…

А что, собственно, я хотела сказать?

— Мисс Мур ужасно смущается, если ее добрые дела становятся широко известными. Она и другим всегда советует держаться осмотрительно и благоразумно. Как это сказано в Библии…

Я ненадолго замолкаю. Поскольку я никогда не увлекалась чтением Библии, я не имею ни малейшего представления, что в ней вообще говорится.

— Пусть все эти украшения будут только для ушей Господа… ой, то есть для пальцев. Для пальцев Господа.

Я поспешно хватаю чашку и делаю большой глоток чая. Бабушка выглядит несколько смущенной.

— В Библии так сказано? Где именно?

У меня полный рот чая. Я с трудом проглатываю его.

— Псалмы, — выдыхаю я, кашляя.

Отец бросает на меня удивленный взгляд. Он прекрасно понимает, что я лгу.

— Псалмы, говоришь? И какой именно псалом? — продолжает спрашивать бабушка.

Кривая улыбка отца как будто говорит мне: «Ага, вот ты и попалась, девочка!»

Горячий чай проливается в желудок, как мгновенная епитимья.

— Рождественские псалмы.

Бабушка снова принимается шумно жевать.

— Думаю, тебе все же лучше отправиться со мной к миссис Роджерс.

— Матушка, — говорит отец, — наша Джемма — молодая леди, у нее уже есть собственные интересы.

— Собственные интересы? Ерунда! Она еще школу не закончила! — громко хмыкнув, заявляет бабушка.

— Немножко свободы пойдет ей только на пользу, — говорит отец.

— Свобода может привести к разного рода злоключениям, — возражает бабушка.

Она не произносит вслух имени моей матери, но подобная перспектива, безусловно, пугает отца.

— А я не упоминал, что Джемме сегодня невероятно повезло, она на вокзале встретилась с Саймоном Миддлтоном?

Едва успев произнести эти слова, Том понимает, что совершил непоправимую ошибку.

— И как же это случилось? — резко спрашивает отец.

Том бледнеет.

— Ну… я не мог найти кэб, и, понимаешь, там по дороге было ужасающее скопление экипажей, на…

— Мальчик мой, — перебивает его отец, — ты хочешь сказать, что моя дочь была совершенно одна на вокзале Виктория?

— Всего несколько мгновений! — бормочет Том.

Кулак отца с размаху опускается на стол, отчего наши тарелки подпрыгивают, а бабушкина рука дрожит.

— Ты сегодня весь день меня разочаровываешь.

С этими словами отец уходит из комнаты.

— Да я всегда тебя разочаровываю, — бормочет Том.

— Я очень надеюсь, что ты понимаешь, что делаешь, Томас, — шепчет бабушка. — У него и так настроение с каждым днем все хуже.

— Но я, по крайней мере, стремлюсь хоть что-нибудь сделать, — с горечью произносит Том.

В столовую входит миссис Джонс.

— Все в порядке, мадам?

— Да, в полном. Мистер Дойл съест пирожное и выпьет чаю попозже, — отвечает бабушка таким тоном, словно ничего важнее пирожного в мире не существует.

После этого чрезвычайно нерадостного обеда мы с отцом сидим за шахматным столиком. Руки у отца дрожат, но соображает он на удивление хорошо. И всего за шесть ходов полностью разбивает меня, ставит шах и мат.

— Невероятно! — восклицаю я. — И как только тебе это удалось?

Он стучит пальцем по голове.

— Необходимо понимать своего противника, знать, как он думает.

— И как же я думаю?

— Ты видишь тот ход, который кажется очевидным, и принимаешь его как единственно возможный, и поспешно двигаешь фигуру, не думая о последствиях, не пытаясь понять, есть ли какой-то другой вариант. И это делает тебя уязвимой.

— Но это и был единственно возможный ход, — возражаю я.

Отец поднимает палец, заставляя меня умолкнуть. И расставляет фигуры на доске так, как они стояли два хода назад.

— Вот, смотри.

Но я вижу то же самое, что и до этого.

— Твоя королева открыта.

— Поспешность, поспешность… Просчитай несколько ходов вперед.

Я по-прежнему вижу только королеву.

— Извини, отец. Я не понимаю.

Он показывает возможное развитие событий. Слон замер в ожидании, завлекая меня в пиковое положение, откуда уже невозможно отступить.

— Весь секрет в том, чтобы как следует подумать, — улыбается отец. — Так сказала бы твоя матушка.