Мятежные ангелы. Что в костях заложено. Лира Орфея

– Нет. Я католик, как и ты, и столп Церкви – пускай и стою не в центре, а с краю. Жизнь, какова бы она ни была, священна. Но будь у этого швейцарца хоть капелька мозгов, он не стал бы вмешиваться, когда ребенок родился. Первые пять минут… можно не то чтобы пригласить смерть, но предоставить природе решать. Я сам это проделывал десятки раз, и совесть меня никогда не мучила. Но иные доктора желают похвалиться своим искусством и потому забывают о всякой ответственности, о человечности. Я тебе скажу начистоту: я был бы рад, если бы вы освободились от этого ребенка. Он плохо действует и на Мэри-Джим, и на всех вас.

– Да, но что ты имел в виду, когда говорил «как сказать»?

– Ребенок сильно сдал за последние несколько месяцев. Может, мы от него еще отделаемся – и чем скорей, тем лучше.

Очевидно, подозрения доктора Джерома были небеспочвенны. Через несколько дней, после громогласной ссоры с супругом, Мэри-Джим срочно вызвала отца Девлина, и ребенка покрестили во второй раз – уже в католичество. И всего через день-два лучший рабочий с деревообрабатывающей фабрики сенатора изготовил маленький гробик – чудо мастерства. Ночью маленькая процессия из двух карет направилась на католическое кладбище – мрачное, голое, открытое всем ветрам. Шел март, и на кладбище было ужасно холодно. Похороны прошли в узком кругу, насколько это вообще возможно. Могилку выкопал Старый Билли, киркой и лопатой разбивая мерзлую землю. Он стоял в стороне, пока сенатор, Мария-Луиза, тетя Мэри-Бен и майор Корниш слушали, как отец Девлин читает погребальную службу. Сенатор и майор светили керосиновыми лампами. Никто не пролил ни одной слезы, когда первого внука сенатора погребли на доселе пустом семейном участке Макрори.

Когда пришла весна, тетя Мэри-Бен распорядилась, чтобы на могилке поставили камень. Небольшой, белого мрамора, всего фут шириной, а высотой от силы три дюйма. Рельефные буквы на камне гласили: «ФРЭНСИС».

После этого беременность Мэри-Джим проходила просто прекрасно. 12 сентября предмет биографического труда Симона Даркура наконец родился и был крещен в англиканской церкви как Фрэнсис Чигуидден Корниш.

– Вот и твой подопечный, – сказал Цадкиил Малый. – Ты, конечно, присутствовал при рождении?

– А где я еще мог быть? – ответил даймон Маймас. – Я заступил на пост, если можно так выразиться, в момент зачатия – десятого декабря тысяча девятьсот восьмого года в двадцать три часа тридцать семь минут.

– А что ты должен был делать? – спросил ангел биографии.

– Выполнять приказы, конечно. Как только Фрэнсиса зачали – как только майор удачно оргазмировал, – меня вызвали наверх и сказали: «Это твой; старайся, но не выпендривайся».

– А что, были прецеденты?

– Я всегда считал, что несколько цветистых росчерков не повредят ничьей биографии. Возможно, перестарался пару раз. Но Они совсем по-другому смотрят на вещи. Вручая мне Фрэнсиса, Они велели не выпендриваться, и я всячески старался не выпендриваться. Этой семье просто необходим был кто-нибудь вроде меня.

– Они показались тебе скучными?

– Дорогой Цадкиил, мы еще даже не начали говорить о Блэрлогги. Это – воплощение скуки! Но по опыту нескольких эонов я знаю, что хорошее скучное начало не мешает интересной жизни. Подопечный так старается убежать от этой скуки, что с ним можно проделывать очень интересные вещи. Точнее, вложить ему в голову, чтобы проделывал сам. Без меня Фрэнсис стал бы достопочтенным горожанином, таким же, как и все остальные. Конечно, я знал все, что следует, о похоронах первого Фрэнсиса. Это было забавно, как сказал тогда майор.

– Ты совершенно безжалостен.