Мария, Артур и Даркур ужинали вместе после торжественного открытия мемориальной галереи. Генерал-губернатора и его свиту с поклонами и благодарностями усадили в машины; князя, княгиню и Аддисона Трешера отвезли в аэропорт и проводили на рейс с обильными заверениями во всяческом почтении (княгиня успела еще раз шепотом поблагодарить Даркура за тактичное умолчание о рисунке старого мастера, сделанном рукой Фрэнсиса и ныне служащем рекламой ее косметических товаров). Клемента Холлиера и Пенни Рейвен довели до рукава, через который шла посадка на другой самолет, в Торонто. Все правители, короли и мудрецы разъехались, и трое друзей наслаждались уединением.
– Настолько, насколько я вообще способен быть счастливым, – ответил Даркур. – Это что-то вроде золотой дымки. Надеюсь, вы тоже счастливы.
– Отчего же нам не быть счастливыми? – сказал Артур. – Нас хвалили, нас превозносили и чесали за ушком совершенно не по заслугам. Я чувствую себя самозванцем.
– Это всё деньги, – сказала Мария. – Наверно, не стоит недооценивать деньги.
– В основном не наши, а дяди Фрэнка, – уточнил Артур. – Сундуки почти опустели. Теперь нужно несколько лет, чтобы резервуар наполнился снова и фонд мог сделать что-нибудь еще.
– О, это ненадолго, – заверила Мария. – В банке говорят, года три. Тогда мы сможем еще что-нибудь сотворить.
– А какую роль вы на этот раз выберете? Меч Рассудительности или Млекоточащую Грудь Сострадания?
– Меч, конечно, – сказал Артур. – Грудь только подставь – обязательно кто-нибудь укусит. Не попробовав, не узнаешь, как трудно раздавать деньги. То есть разумно раздавать. Посмотри на нашу галерею. Сколько нам пришлось драться!
– Да, но драться очень интеллигентно, возвышенно. Ловко жонглируя самолюбием разных людей и их разнообразными интересами, причем иногда приходится делать вид, что ты об этих интересах понятия не имеешь. Приходится вертеться ужом, чтобы никому не пришлось из-за выражения благодарности потерять лицо. Спорю на что угодно: если старина Фрэнсис все это видел, он сейчас катается со смеху. Старый черт ценил иронию. А его большая тайна – ангел-идиот, первая попытка его родителей, – осталась тайной, хотя почти наверняка ее рано или поздно разнюхает какой-нибудь любопытный. Эти всё объясняющие стены на деле объясняют далеко не все.
– Это было приключение, а я всегда жаждал приключений, – сказал Артур. – И опера тоже была приключением. И всем этим мы обязаны дяде Фрэнку, не забывайте.
– Как мы можем об этом забыть? – воскликнула Мария. – Ведь ничего не кончилось. И у Шнак дела идут потихоньку.
– Не так уж и потихоньку, – возразил Даркур. – Да, оперу больше не ставили; пока не ставили, но кое-какой интерес есть. Зато большой главный фрагмент – майское гуляние королевы – уже несколько раз исполняли очень хорошие оркестры, и всегда с упоминанием, что это из оперы. Шнак идет в гору, а Нилла говорит, что возродился даже интерес к Гофману-композитору.
– Знаете, при первой встрече Нилла мне страшно не понравилась, – сказала Мария. – Она так ужасно себя вела на том артуровском ужине. Но она идеальная крестная мать… розовенькая фея-крестная. Она посылает Дэви замечательные деревянные игрушки: поезда, тележки и все такое, и все время просит, чтобы мы привезли его в Париж, повидаться с ней. Не то что этот вонючка Пауэлл. Он пишет иногда, но о мальчике вообще не упоминает. Только о себе, любимом. Надо сказать, что у него дела идут хорошо. Последняя новость была, что он поставил отличного «Орфея»[404]
в Милане. Клем и тот лучше как крестный отец. Он подарил Дэви книгу артуровских легенд с чудными иллюстрациями – Дэви сможет ее читать лет с десяти. А Пенни подарила первоиздание «Охоты на Снарка». По-моему, эти профессора вообще не понимают, что такое трехлетний ребенок.– Может быть, эти подарки на самом деле для тебя, – сказал Даркур. – «Снарк» – отличная аллегория нашей затеи с оперой, и наш Снарк в конце оказался только наполовину Буджумом.
– У меня так руки и не дошли до этой поэмы, – вмешался Артур. – Симон, я тебя умоляю – просвети меня, темного. Кто такой Снарк? А Буджум? Наверно, мне следует это знать.
– Но если не прочитаешь, так и не узнаешь. Краткая справка: Снарк – это очень привлекательный объект поиска, который, будучи найденным, может оказаться неожиданно опасным – то есть Буджумом. Для неуемных романтических душ, одержимых изыскательством, любой Снарк может оказаться Буджумом. Это великолепная аллегория всех приключений в мире искусства.
– Аллегория, аллегория… Да, я знаю, что такое аллегория. Симон, это ведь ты повесил ту цитату из Китса прямо над картиной дяди Фрэнка. «Жизнь каждого мало-мальски стоящего человека представляет собой непрерывную аллегорию». Ты на самом деле в это веришь?
– Неужели я тебя не убедил? Это одно из великолепных озарений, какие часты у Китса в письмах. Оно – из обычного письма к брату и сестре о самых заурядных вещах. Всего лишь кусок письма, но какая в нем мудрость!
– Ты меня уже несколько раз убедил, но я каждый раз почему-то разубеждаюсь. Это очень пугающая мысль.