– Слушайте, дайте мне телефон на несколько минут, я должен позвонить моей девушке, – прошу уже раз тридцатый за вечер у полиции свой смартфон. – Всего один звонок.
Я переживаю за неё, меня гложет нехорошее предчувствие, то ли из-за нашей ссоры, то ли от того, что я сделал после.
– Хейс, ты получишь его через трое суток, как и положено, когда освободишь камеру от своей задницы, – отвечает мне полицейский.
Усмехаюсь, как же все закономерно. В который раз уже я сижу за решёткой за это время. Даже чувство страха притупилось, войдя в привычку. Сижу здесь в ожидании, когда меня освободят.
Я ведь не остановился на достигнутом. Обыскав все окрестности, я даже заглянул в кино и парк. Даниель как будто была стёрта с лица земли. Если бы я был собакой, то по нюху нашёл бы её, но в городе это было невозможно. Я уже положил на все наши разногласия, когда тревога за неё начала меня терзать до спазмов в горле. Я звонил и писал, она не отвечала. Примерно с 11 часов вечера её телефон был полностью отключён. И тут я действительно повёл себя как ублюдок.
Поехал в дом матери Даниель, вломился, отталкивая её на своём пути. Ходил по дому и орал имя Даниель. Заглянул даже в ванную комнату. Её след простыл.
Элинор кричала, чтобы я выметался, что её нет дома, и не было. Но мне было этого мало. Я обязан был убедиться, что она не лжёт. Затем были объяснения, что я люблю её дочь, готов делать все что угодно, только бы она простила меня. Естественно, не сдержав своего темперамента, я пару раз выбил дверь в комнатах, закрытых на ключ. Элинор слишком долго терпела, даже по моим меркам, и как итог, полиция забрала нарушителя порядка. Человека, находящегося на чужой территории и устроившего дебош, в камеру.
Наглый возмутитель спокойствия матери моей возлюбленной, был ограничен в звонках и лишён снова единственной связи с миром. Я даже не вспомню, где именно стоит моя машина. Все настолько сумбурно…
Я повторяю, себе снова и снова, что с ней все хорошо, но в душе я чувствую – что-то не так. Я никогда не был в состоянии отчаяния, как сейчас, не упрашивал и не умолял уродов в форме что-то позволить мне. Но я должен убедиться, что с ней все в порядке и мои опасения – ерунда.
Встаю со скамьи и подхожу к решётке, мои руки сжимают металлические прутья до жжения в ладонях, ноздри раздуваются.
– Давайте, я продиктую номер, узнайте, все ли с ней хорошо? Это важно. Я бы не просил вас об этом, – все ещё прошу его, знаю, что ещё секунда, и я уже не стану себя сдерживать.
– Узнаешь все, когда выйдешь на свободу. На тебя и так не написали заявление, хотя ты вломился на чужую территорию, дебоширил, что ты хочешь? Чтобы я сейчас расплакался, потому что наш постоянный посетитель решил, что ему надо? Сиди спокойно, я не твоя мамочка, вытирать тебе слёзки, – отвечает он.
– Ё*аный ты урод, мразь в костюме полицейского. Когда я выйду отсюда, тебе влетит, мало не покажется, обещаю. Будешь вставлять себе челюсть, – сжимаю зубы, я готов грызть металл, копать руками бетон.
Со всей дури бью по решётке – боль лучше, чем ё*аное бездействие, которое убивает меня с каждой секундой все больше. Я тоже молодец, нашёл время, чтобы устроить шоу. Именно в тот момент, когда, наверняка, нужен Даниель.
Сажусь обратно на лавку, разминаю затёкшую шею и руки. Пальцами давлю на верхние отделы позвоночника, ноет все тело. На столе полицейского звонит стационарный телефон. Он представляется и долго слушает, я покачиваюсь и опускаю голову на свои сжатые кулаки. Так все надоело, что нет никаких сил. Меня извели мои мысли, если она сейчас где-нибудь при смерти, а я здесь…
– Хейс, на выход, – он открывает камеру, отходит к своему столу и кладёт передо мной бумажник, связку ключей и мой смартфон. Наблюдаю за его манипуляциями, не раздумывая, бью ему с локтя в передний зуб.
– Ах, ты, с*ка, я же тебя сейчас назад посажу, – шипит он. – У меня зуб откололся.
– Ну, я же обещал тебе, – отвечаю ему.
– Госпиталь Адденбрукк, – говорит он шепеляво, проверяя свой зуб. – Миссис Лилтон просила передать…
А дальше я уже не слушаю, ветер в лицо, скорость, с которой я бегу из полицейского участка, мои всклокоченные волосы и вспотевшее тело. Я срезаю местность всеми доступными мне дорогами, перепрыгиваю ограждения. Мозг отключается полностью. Все, что я вижу перед собой – Даниель. А ещё есть предчувствие, чего-то страшного и даже трагичного. Вдали маячит высокое здание госпиталя, освещение достаточно скудное, все уже спят, но я не стану вести себя как урод. Я …
Останавливаюсь и сгибаюсь пополам, ору во весь голос. Вымещаю всю свою злость и беспомощность в этот гортанный звук, рождённый внутри меня. Вытираю заплаканные глаза, я знаю, что, если бы была ерунда, её мать в жизни бы мне не позвонила и не вытащила из-за решётки. Не дай этому случиться! Вытираю слезы тыльной стороной руки и громко дыша, открываю двери госпиталя. Запах медикаментов и чистоты. За стойкой администратора сидит женщина лет сорока пяти, и раскладывает карточки по стопкам.