Мятежный дальнобойщик

Сыщик в каждом из выбранных им офисов сам принимал участие в подготовке захвата. Не потому, что в этом была какая-то особая необходимость. Это было уже личное в их неозвученном соперничестве с Никифоровым. Гуров должен был своими глазами увидеть лицо Зимы, увидеть, какое на нем будет выражение, какими будут его глаза. Кстати, лицо у Зимы было тогда очень недоброе, и глаза злобные. Еще бы, неуловимый, каким он себя считал, преступник, а вынужден сесть в тюрьму. Неприятно, конечно.

— Так, с этим понятно, — согласился Орлов, продолжая знакомиться со списком. — Горобец! Что-то не припоминаю.

— Горобец Сергей Павлович, 1974 года рождения, — не открывая глаз, заговорил Гуров. — Уроженец Москвы. Задержан за разбойное нападение в составе преступной группы. На момент задержания уже имел судимость за аналогичное преступление. Дерзок, жесток, хороший организатор. Группу выявить удалось только через полгода. Брали с перестрелкой за МКАД, двоих убили, два сотрудника милиции были ранены. Ты, Петр, тогда находился в командировке.

— Точно, — ответил Орлов, — теперь припоминаю. Да, личность, которая вполне может устроить такой вот… квест. Ладно, идем дальше. Ремезов Василий Борисович, 1971 года рождения, уроженец Москвы. А этого я хорошо помню. Тогда проходило дело по грабежам, и по приметам он подходил. Его допрашивали, долго трясли. Он ведь и сел за грабежи.

— У него было тогда железное алиби, — вставил Крячко.

— Да, точно.

— Если у него и сейчас окажется железное алиби, это нам скажет о многом, — вдруг произнес Гуров. — Не люблю, когда алиби очень уж железное. Перебор это. И, как правило, оказывается, что алиби не настоящее. Настоящее не всегда железное, настоящее оставляет немного сомнений.

— Ладно, посмотрим, — кивнул Орлов. — Идем дальше. Михно Аркадий Сергеевич.

— Да, Михно. Кличка, естественно, Махно. 1966 года рождения, уроженец Балашихи. Довольно известный взломщик сейфов, домушник. Не брезговал и нападением на хозяев квартир, если те оказывались дома или неожиданно возвращались. Обошлось, правда, без убийств, но тяжкие телесные были на нем. Хитер как лис.

— Я помню, — снова кивнул генерал. — Он тогда на суде защищался шустрее своего предоставленного государством адвоката. Срок он себе скостить умудрился существенно. То якобы хозяин на него напал, и он вынужден был защищаться, то пытался убежать, но сбил хозяина с ног в состоянии аффекта. Испугался, видите ли, того, что его поймают и посадят. Сейчас звучит как инфантильный лепет школьника, а тогда все было вполне убедительно. Для судьи, конечно.

— А еще мы не сумели ему доказать пять или шесть эпизодов, — заметил Крячко. — Один, между прочим, с убийством. А вот последний в этом списке, как нам кажется со Львом Ивановичем, самый яркий претендент на роль Режиссера.

— Магомедов Магомед Гамзатович, 1970 года рождения, — прочитал Орлов. — Видное, Московская область. Что-то знакомое. Грабежи?

— Да, работал один или с напарником, — ответил Гуров. — Напарников ловили, а Магомедов уходил. На него тогда дела заводили в нескольких районных отделах милиции. Несколько раз признавали погибшим или умершим, а он появлялся снова. Клички Миша, Муха, Заточка. Две судимости. Одна за грабеж, вторая — за убийство по неосторожности. Это формулировка такая осталась уже во время судебного заседания. Следователь вменял как раз с отягчающими, прокурор поддерживал, но он выкрутился. Теперь этих пятерых надо разыскать и примерить на роль Режиссера.

— По фотографиям уже будет многое понятно, — задумчиво проговорил Орлов. — Хотя вполне можно было не только бороду прилепить, можно и нос наклеить, и цветные линзы в глаза вставить. Сейчас это не проблема. Надо сделать экспертизу текста письма. Мне кажется, что писал его действительно русский. Магомедов так бы не написал, хотя, помнится, он по-русски говорил вполне правильно, правда, с еле заметным акцентом.

— Да, — сказал Гуров. — Он родился и вырос в Видном. И мать его оттуда родом. Русская, между прочим. А отец из Краснодарского края. В Дагестане только дальние родственники по отцовской линии остались.

Вечером в кабинете на Житной собрались вчетвером. Кроме Гурова и Крячко, на этой мини-планерке присутствовали капитан Морозов и старший лейтенант Сеня Захарченко. Участковый Захарченко выглядел подавленным и унылым. Начальство крепко намылило ему шею за убийство на его участке бомжихи и за клоунаду с ее трупом возле подъезда жилого дома, в котором жил не кто-нибудь, а полковник из главка уголовного розыска.