– Рейдеры думают, что я в Пещерах, – продолжал Дик. – Это хорошо. Плохо то, что я, кажется, знаю, кто оставил в Пещерах этот след. И значит, этот человек точно знает, что там меня нет и быть не может. Значит, он скоро вычислит, где я могу быть. Мне нужно как можно скорее попасть на Биакко. Или, в крайнем случае, на другую навегу.
– Но у нас пока ничего не готово, – возразил Торвальд. – Никакого плана совместных действий с «Юрате» и «Фаэтоном»…
– Не говоря уже о том, – добавил Холмберг, – что господину Бадрису мы довериться не можем.
– Экологи – запасной вариант, – сказал Дик. – Дело ведь вот в чем. Этот… Джан Синта… его ведь посылали не за моей головой. Я думаю, когда Бессмертные поняли, что со мной они не сторгуются – они решили нанять этого Синту, чтобы убить синоби Лесана Морихэя. Но Лесан его убил первым. Значит, мне опять есть о чем с ними торговаться.
– А при шём сдесь наши дельа? – не понял Лапидот.
– Так ведь половина Бессмертных, что пытались со мной сговориться – из Сога! – хлопнул себя по колену Дик. – Да и вообще половина армейцев – из них! Я узнавал перед тем, как назначить встречу – это самый армейский клан. Из тех, с кем я говорил, только сеу Дас – член клана Дусс. Остальные – Сога. Получается, на Биакко есть люди, с которыми мне есть о чем говорить. Я предложу им новые условия сделки…
– С каких пор ты стал наемным убийцей? – спросил Торвальд.
– Да ни с каких! – юноша снова хлопнул себя по колену, теперь уже с досадой. – Моро нужно убить по-любому, такая дрянь не должна жить на свете, но моя доминатрикс леди Констанс Мак-Интайр, она жива и находится в плену, с ней ее брат и ребенок. Ее хотят продать доминиону Брюсов – и один дьявол знает, чем кончится для Империи тайный союз Брюсов и Рива. Ну а раз Бессмертные хотели головы Моро… это шанс, и я за него уцепился.
– Я смотрю, ты не пропускаешь своих шансов, – засмеялся самый молодой из офицеров, Гуннар Крейнер. Он был среди тех троих, кто вынул Дика из клюза.
– Вы видели, как я за них цепляюсь, – улыбнулся юноша. – Короче, неважно, что я предложу «Бессмертным». Важно, что со мной станет разговаривать кто-то из Сога. И я через него попробую добраться до того, кто повыше.
– А если не удастся?
– Тогда план «Б». Вас грабят, вы предлагаете грабителям сделку. Если мы не сможем заключить хартию со всем кланом – почему не заключить ее с каждым семейством в отдельности?
– Не знаю. Все это… – Холмберг сделал руками круговое движение, – с моей точки зрения просто мыльный пузырь.
– У тебя есть альтернатива? – спросил Нордстрем.
– Да. Ничего не менять. Ждать прихода имперской армии.
– Сколько? Десять, пятнадцать лет? Двадцать?
– Мне двадцать шесть, – пожал плечами Холмберг. – В сорок шесть я буду еще молод и полон сил.
– Если не сгниешь здесь раньше, – Дик не разглядел, кто это сказал.
– Если буду жив – постараюсь не сгнить. Когда умру – выбора мне, боюсь, никто не предложит. В отличие от юноши, я не святой. Мне нечего рассчитывать на нетление.
Насмешка была добродушной, совсем не такой, как у капитана Шерри – но все же она оставалась насмешкой. Дик покраснел.
– Я тоше пльанирую бить мольодим в шестьдесят фосемь, – фыркнул капер Лапидот. – Но шестоко саставлять Катарину шдать так дольго.
– Если вы погибнете, она не дождется вас никогда, – развел руками Холмберг.
– Што ш, она полюшит шанс отъискать кого-то полютше, – засмеялся капитан первого ранга.
– А как же присяга, Холмберг? – Крейнер, казалось, вот-вот задохнется от возмущения.
– В отличие от тебя я доброволец. Как и Торвальд, и Лапидот, кстати. Я обещал Господу свой корабль и свое тело на четыреста дней. Корабль я потерял, четыреста дней истекли три года назад. Тело мне хотелось бы сберечь еще лет пятьдесят.
– А душу? – тихо спросил Дик.
– О. Началось, – связист щелкнул пальцами. – Юноша, одним из немногочисленных достоинств этой в целом довольно гнусной планеты является низкая вероятность нарваться на проповедь.
– Низкая – не значит нулевая, – проговорил Дик. Было бы лучше сейчас встать и занять место у стола напротив Холмберга, но корабль слишком мотало. – Я тоже хочу жить, сэр. Каждый раз, когда мне казалось, что я хочу умереть, и подступала смерть – я начинал бороться за жизнь. Так что я вас понимаю. Если вы не захотите присоединиться – я вам разве что позавидую, а упрекнуть ни в чем не смогу.
Он прокашлялся – собственный голос вдруг показался слишком хриплым и каким-то механическим.
– То есть… вы все знаете, кто я и как здесь оказался. Я давно хотел сказать… что я уважаю всех вас очень. Когда был маленьким – мечтал стать как вы. Однажды оказаться здесь, чтобы освободить всех рабов и отомстить всем Рива. Быть очень смелым и справедливым… Каждый крестоносец был в моих глазах героем. Я вам завидовал… хотел, чтобы Рива продержались как можно дольше. Чтобы дождались… меня. И вот… – юноше вдруг стало смешно. – И вот он я, здесь. Что бы вы себе ни решили – я буду вас уважать, но мои четыреста дней еще не вышли. Я останусь в строю и буду… как вы сказали, господин Крейнер? – цепляться за свои шансы.