Мятежный дом

– Так-то тролли большие чистюли, – пояснил Дику Грегор. – Что ни день, бултыхаются в воде – ловят рыбу или сивучей. Шкура у них красивая, и стоит громаднейших денег, потому что отстреливать их разрешают очень мало…

По тону Грегора было понятно, что последним обстоятельством он был весьма огорчен.

Когда четверо самцов и две самки были погружены в левый кормовой отсек «Фаэтона», двоих детёнышей, ещё не перелинявших из серого в белый, перенесли туда же просто на руках подчинённые Детонатора. Каждый из малышей, рождённых в начале осени, был ростом с пятилетнего ребёнка. Их не усыпляли по причине их безобидного возраста. В отличие от взрослых особей, они ласкались к людям и на руки шли охотно.

– Это потому что они нас принимают за своих, – продолжал разъяснения Грегор. – Из-за этого они лёгкая добыча, когда рядом мамаши нет. Говорят, Детонатор кого-то шлёпнул в Шоранде, когда увидел на его бабе шкуру чернышка. Вызвал и зарезал быстрее, чем бедняга сказал «Опаньки».

Дик покосился на высокую фигуру южанина, внимательно и как будто бы ревниво наблюдавшего за тем, как имперцы стараются хотя бы мимоходом погладить проносимых мимо тролликов. Его мнение о Детонаторе чуть-чуть улучшилось. Он разделял мысль, что человеку, подманившему такое беззащитное пушистое создание и убившему его подлым способом, нужно хорошенько вправить мозги. Через ротовое отверстие. Лезвием флорда.

Наконец наступил вечер. Анат и Акхат неохотно ползли к горизонту – заходить раньше полуночи они не собирались, а держать пост до традиционной первой звезды не имело смысла, поскольку Ядро было видно даже долгим полярным днем. Экипажи всех трех навег за исключением вахтенных собрались в цеховой надстройке «Фаэтона» для короткой торжественной службы и долгого ужина, сопровождаемого зрелищами и танцами.

Вечернюю службу по Бревиарию провел Торвальд, а вот церемонию крещения – Вальне, одевшийся по такому случаю в свой адмиральский мундир. Дик наблюдал за церемонией со своего места с краю стола и чувствовал себя очень непривычно в роли созерцателя, а не участника.

Вальне проводил службу с чувством и явно не торопился. «Священство избранное, народ царский» изнывал, вдыхая запахи жаркого, просачивающиеся из кухни. Наконец тридцать

Шесть гемов получили имена, тридцать шесть навегарес стали крёстными отцами – и Вальне объявил, что церемония завершилась. «Благодарение Богу!» – взревели с большим чувством три сотни глоток, и в зал вкатили на погрузочных тележках канны с едой и бочки с пивом.

– Минутку внимания! – Торвальд, уже в костюме герцога Орсино, стоял на сцене с громкоговорителем. – Прежде чем мы начнём пить и веселиться, я хочу кое-что сказать так, чтобы слышали все. Я очень сильно провинился перед капитаном Риддерстрале. Я попытался за её счёт насладиться привилегиями брака – но не брать при этом на себя обязательств. И я ничего не могу исправить, потому что уже связал себя обязательствами с другой женщиной. Мне остаётся только просить прощения и желать, чтобы фрей Риддерстрале нашла себе человека, который её достоин больше, чем я.

Это были первые аплодисменты, сорванные труппой «Фаэтона» – но далеко не последние.

Спектакль удался на славу. Дик отчасти радовался внезапно разразившей его болезни – теперь он мог получать ни с чем не сравнимое удовольствие, наблюдая зрелище из первых рядов. Это было просто удивительно – как из продранных мелких сетей, светоотражающей ткани, бочек, контейнеров, старой книги и полутора десятков мужиков вышло столько веселья.

А смотреть оказалось гораздо смешней, чем читать – особенно когда играли Крайнер и господин Бадрис. Ещё очень хорош был Лукас, бывший Черпак – но смотреть на него было не так смешно, как… Дик не мог объяснить это чувство. Оно было сродни пронзительной радости, как от хорошей песни. Гем играл хорошо, очень хорошо. Дик только переживал – сможет ли он в нужный момент съездить по башке капитана Арне, игравшего сэра Эндрю.

Но волновался он зря: всё прошло не просто без сучка и задоринки, а даже ещё лучше. Смятение, в которое пришёл Лукас, ударив партнера, его прерывистое дыхание, лёгкая дрожь – это всё принадлежало Себастьяну, храброму, но очень молодому юноше, впервые ударившему взрослого человека.

– Как это у тебя вышло? – спросил Дик после спектакля.

– Это не у меня вышло, Ран! – гем просто светился изнутри. – Это вышло у Себастьяна, понимаешь?

– Понимаю! – Дик пожал парню руки и наполнил его стакан сладкой водой – гемы категорически отказывались даже от слабенького порошкового пива.

На сцену вышел маленький сборный оркестр – гитара, скрипка, окарина и мультивокс. В ударных инструментах недостатка не было: когда музыканты заиграли «Бог танца», каждый счел своим долгом не только встать и петь, но и громыхать чем-нибудь. Потом пошла произвольная программа: песни и танцы чуть ли не всех планет, представители которых оказались на этих кораблях, как звери в Ковчеге. И неважно, что рутены не умели танцевать арменских танцев, а свеи – джигу: каждый прыгал и скакал, как ему нравилось.