Мятежный дом

Он уже не мог осуждать ее, как бывало раньше. Она не знает, что ее настоящая семья жива. Все, что у нее есть теперь – это Шнайдеры. Наверняка она уже знает, что Дик жив, и, может быть, думает о нем – но… он вспомнил новости о Салиме, выловленные в местной инфосети. О высочайшем покровительстве, которое получила организация, защищающая гемов от жестокого обращения. Для Салима, для Рокс, для имперских пленных Бет как невеста императора могла бы сделать очень много, а как жена императора – еще больше. А он… Что ж, он сам назвал себя рыбой на разделочном столе. Оставалась еще проблема чисто канонического характера. Но она в Сэцубун может решиться сама собой, а не тогда – так позже.

Но сердце было голодным ребенком, который, понимая, что еды взять негде, все равно требует у матери есть, а когда уже не может требовать – тихо и болезненно умирает. Так может быть, попросить для него пищи у этой девушки? Даже не просить – она сама хочет поделиться. Нужно только ей позволить. Это может сработать. Даже не "может" – должно.

Нет. Хотя бы потому, что придется раздеться – а у Шаны и глаза, и мозги на месте. Уже не только в "Горячем Поле" но и в школе прохаживаются насчет его неумеренной стыдливости. Увидев шрамы, она сразу все поймет. Два прокола подряд – недопустимо.

И еще это значит – использовать ее как инструмент. А использовать ее в этом качестве – полно желающих и без него…

На миг пришла мысль – а что если она тащит его в постель именно затем, чтобы увидеть, что он так прячет? Он всем врал, что Сэйкити работает над татуировкой и взял с него клятву не показывать ее, пока работа не будет закончена. Кажется, этому не очень поверили…

– Или ты это… из-за того, кто я? – спросила Шана, и между бровей у нее показалась морщинка.

– Нет, – отрезал Дик. – Я что, по-твоему, халда какой-то?

По ее лицу он понял, что опять сморозил не то, и попробовал исправиться:

– Ханда?

– Ханжа, ты хотел сказать? – помогла девушка.

– Да, – с облегчением вздохнул Дик. – Ханжа. Гикун.

– У нас еще говорят – "хотокэгусай". "Тот, от кого воняет Буддой".

– Точно, – от Дика воняло бы не Буддой, но с сутью высказывания он был согласен: именно воняло, а не благоухало.

– Но ты не из этих, да?

– Не из этих. Просто… понимаешь, я слово дал. И пока меня от него не освободили, я… не могу.

– А, – согласилась девушка. – Если так, тогда да. Тогда правильно.

– То есть… – попробовал объяснить он, – не то чтобы я всегда держал слово. Даже наоборот – мне пришлось много нарушить… своих клятв. Именно поэтому я не хочу нарушать… одну из последних оставшихся. Я тогда совсем в огрызок превращусь.

– Баккарин взяла с тебя такое слово? – поморщилась Шана.

– Нет. Это… я сам.

– Ты слишком серьезно к этому относишься. А что, она и вправду что-то особенное?

Все, что Дик получил от Баккарин – был тот поцелуй в первый день и знакомства. Но даже по одному поцелую можно было уверенно сказать:

– Да.

– Ты ей быстро надоешь.

– Знаю, – Дик улыбнулся. – Вот тогда я и буду весь твой.

"Все, что от меня останется…"

Было уже восемь часов второй смены, когда они, нагулявшись в парке и поев мороженого, вернулись в "Горячее поле". Сэйкити почти сразу же напустился на Дика:

– Где вы шлялись? – и чуть ли не за шиворот потащил в свою комнату.

Дик решил поначалу, что там его ждет наконец-то костюм к Сэцубуну. Но там ждал другой сюрприз: немного старомодный, но вполне строевой полудоспех и спецкостюм для ношения брони.

– Прикинь, – сказал Сэйкити, закрывая дверь. – Нет, не переодевайся. Прикинь пока так, поверх своего.

Дик влез в нагрудник, и татуировщик, наскоро затянув ремни, начал подгонку. Впрочем, особо подгонять и не требовалось – прежний хозяин полудоспеха был разве что ростом выше: набедренные щитки и наручи пришлось поставить на минимум.

– Чей это? – спросил Дик, вертя в руках шлем.

– Был мой, – Сэйкити свинчивал ненужные сегменты. – Потом я из него вырос. Потом мне его швырнули с еще кое-каким старым барахлом. Потом я его продал. А сегодня один мой приятель его выкупил.

– Ваш брат? – спросил Дик, холодея.

– Да. Как ты догадался?

– Случайно видел, как он покупал. И что, – юноша стиснул шлем, чтоб Сэйкити не заметил дрожи в пальцах. – Синоби знают, что я в деле?

– Пути синоби неисповедимы, – пожал плечами Сэйкити. – Но ты рано вообразил себя центром Вселенной. Этот полудоспех Рин выкупил для Анибале. Баккарин намерена подарить его сыну на Сэцубун. Так что ты его побереги. Ну и себя заодно.

***

Есть такое умное слово – Дик никак не мог его вспомнить – которым обозначают навязчивое ощущение, что ты здесь уже был и все это уже видел. Словно бы в прошлой жизни. И мокрый этот снег, и промозглый зимний ветер, и горы – белые на фоне серого неба, и море, на которое даже смотреть холодно, и притаившийся под скальной грядой катер, и людей, и морлоков в полудоспехах, и на тебе полудоспех – а от легкого запаха чужого пота, въевшегося в подшлемник, возникает ощущение чьего-то невидимого присутствия…