Говоря это, он выпрямился в своей машине — и Бет увидела вдруг, как он прекрасен. Как они все прекрасны, юноши и мужчины, решившие стать людьми.
— Не надо плакать, фрей Элисабет. Нам ничто не может повредить. Сэнтио-сама рассказывал об одном святом короле, который так сказал: мы или победим, или станем мучениками, в любом случае мы в выигрыше. Не волнуйтесь о нас и возвращайтесь во дворец. Скоро все решится.
— Я… — Бет вытерла глаза рукавом, — я не хочу возвращаться. Вы… почти самое лучшее, что я видела на Картаго. Я люблю вас.
— Тогда вернитесь, — улыбнулся Рэй. — И расскажите о нас правду.
В первом часу первой смены, когда Высокий город только пробуждался, из водопровода хлынула кровь.
Тысячи людей в тайсёгунском дворце и в окружавших его манорах, встав утром с постели, умылись кровью. Так им, во всяком случае, показалось в первые секунды. Отпрянув от раковин, выскочив из душевых кабинок, они увидели в зеркалах свои тела и лица, покрытые багровыми разводами — есть от чего перепугаться. Самые хладнокровные поднесли ладони к губам, понюхали, кое-кто даже лизнул — и оказалось, что у багрового потока нет ни вкуса, ни запаха. Это была просто вода, окрашенная вода.
Самые нервные за это же время успели переполошить родственников и домочадцев, выскочить из домов — и рассмотреть огромное полотнище, растянутое между фермами купольных креплений. На полотнище каной и астролатом было выведено: «Отпусти народ мой!».
Полотнище сняли, с водой какое-то время ничего не могли поделать: кто-то бахнул восемь тонн красного пищевого красителя в шестой резервуар, и кроме как слить его и набрать заново, вариантов не было. По счастью, в течение суток синоптики обещали дожди. По счастью, район населяли небедные люди, которые могли позволить себе доставку бочки-другой питьевой воды на дом, и у большинства маноров имелся отдельный выход наружу, куда предприимчивые обладатели глайдеров могли спустить эти бочки на тросах. Но впечатление произвести удалось, и вышло оно неизгладимым.
Тайсёгунский дворец с примыкающими императорскими палатами имел собственную систему фильтрации воды, и там диверсии поначалу просто не заметили. Но на тюрьму эта система не распространялась, так что в какой-то момент скучающий охранник обомлел, увидев, как заключенный вываливается из душа, покрытый кровавыми разводами. Первая его мысль была — этот придурок нашел способ вскрыть себе вены. Вторая — он нашел способ вскрыть себе глотку! Конечно, вскоре все разъяснилось, и арестанту, икающему от смеха (и чему бы я так радовался, подумал охранник) даже разрешили смыть краску. Зря, думал потом охранник — раз он так радовался шутке своих хвостатых приятелей, пусть бы ходил разукрашенный.
Но шутка несла в себе и угрозу. Город всполошился: как могли морлоки выйти из заблокированного глайдер-порта? Да еще и спустить в резервуар восемь тонн красителя? И что еще у них там валяется на складах? Что они выпустят в системы жизнеобеспечения?
Знатоки вражеской идеологии сообразили, что тут намекают на десять казней египетских, и вскоре текст соответствующего фрагмента Писания разбежался по инфосфере Пещер. Если красная вода проявила себя вполне безобидно и люди отделались испугом, то дальнейшие библейские события намекали на самую настоящую биологическую войну, которая в замкнутом пространстве Пещер Диса могла вызвать… да полный геноцид населения.
Никого особенно не волновало, где морлоки возьмут жаб или песьих мух. Отчего-то все восприняли как само собой разумеющееся, что у морлоков все это имеется. И транспортники, а так же промышленники, чьи грузы застряли на складах глайдер-порта из-за восстания, стали выглядеть очень бледно: сколько бы они ни уверяли, что на складах глайдер-порта биологического оружия нет и быть не может, а верить им почему-то никто не хотел.
И тут явился человек, которого почти перестали принимать в расчет. Тот, кого едва не презирали за то, что позволил взять себя в заложники. Фигура почти одиозная.
Максим Ройе.
Его рыжая голова воспарила над трибуной Совета кланов и поинтересовалась: а в чем, собственно, загвоздка с переговорами? Ему почти снисходительно объяснили: морлоки не желают выслушать указ Императора до тех пор, пока их не признают равноправными гражданами дома Рива. Но ведь они и есть равноправные граждане, пожал плечами Ройе. По факту. По закону от двести лохматого года Эбера любой, кто выполнил хоть какие-то работы на корабле дома Рива, должен считаться свободным и полноправным гражданином дома Рива. А эти морлоки на его, Максима Ройе, глазах, выполняли работы по сборке и разборке воздушного фильтра на корабле, находящемся в собственности дома Рива. И соврать не даст полковник Ольгерд, который тоже своими глазами это видел.