Первое, что бросилось Бет в глаза — его ухо. Ярко-красное, воспаленное, на фоне смуглой кожи щеки и белой кожи там, где сбрили волосы, чтоб наложить швы. Один шрам тянулся к макушке, другой выползал на висок, третий — на подбородок. Если он не сделает пластику лица — а он не сделает — все будут видеть, что победа над Рихардом Шнайдером далась непросто. Что приз был взят с тяжкого боя.
Бет села на край кровати, вложив пальцы в раскрытую ладонь, лежащую поверх покрывала. Ладонь сжалась, Дик открыл глаза и сел. Она не знала, что сказать, и он, похоже, тоже не знал.
Наконец он разлепил губы и проговорил куда-то в сторону:
— Ты только подумай, как это смешно: все время я воображал себя жертвой.
Бет не видела ничего смешного.
— Ты себя в зеркале видел?
Дик усмехнулся, потрогал самыми кончиками пальцев мочку уха. Бет ухватила его за руку, прижала к покрывалу.
— Не хватай, а то еще отвалится.
Улыбка Дика стала еще кривей и шире.
— Твой дядя был настоящий мастер. Я бы так не смог. То есть… я знаю себе цену как боец, но это совсем другой уровень. Это годы и годы тренировок. У меня был шанс только в самом начале, если бы я использовал эйеш.
— Но ты не использовал.
— Чем сильно усложнил ему задачу. Дурак потому что.
Бет не могла разобраться, чего ей больше хочется: прижать этого идиота к себе и не отпускать, или взять подушку и бить по башке до тех пор, пока до него не дойдет, что он виноват меньше всех; уж во всяком случае, меньше взрослых, которые развели на планете бардак. Бить нельзя: разойдутся швы.
— Что там… творится? Уже зарезали всех, кто должен быть зарезан?
— Не знаю, нам не отчитываются в зарезанных, — это почему-то вышло резко. — Позвать маму? Джека?
— Нет… Пока не надо.
— Я еще не сказала тебе «спасибо»…
— Я убил всех твоих родных. Я даже не смею прощения просить.
Бить нельзя. Бить его нельзя — раны откроются.
— Ты вернул мне маму, кретин! — Бет вскочила с койки и обежала глазами палату — что бы тут пнуть ногой, чтоб никому и ничему не навредить? О, табурет, отлично!
Табурет — легкий, бамбуковый — полетел в стену. Дик воззрился на это, приоткрыв рот.
— Ты вернул мне брата! — продолжала Бет, вцепившись в спинку койки. — И если ты не прекратишь переживать из-за Шнайдера, я… я сама тебя придушу! Да, я к ним привязалась! А что мне оставалось делать? У меня отобрали всех, кого я люблю, потом напугали до потери пульса, потом обрадовали, что убивать не будут, потом сказали: о, привет, мы твои мама и дядя, мы так ждали твоего возвращения!
Отдышавшись, она немного успокоилась и продолжала:
— По-своему… по-своему они были хорошими людьми. Насколько можно быть хорошим человеком, если ты король этой мусорной кучи и всех ее крыс. Мне их жалко. Я даже поплачу на похоронах и даже искренне. Но если ты думаешь, что провинился в чем-то передо мной… Моя мама — леди Констанс. Мой отец — лорд Якоб. Мой брат — Джек. Мой дядя — лорд Гус. Все они живы благодаря тебе. Единственное, что я могу к тебе чувствовать — это благодарность.
— Они живы не благодаря мне. Я мог бежать с ними. Мог их спасти.
— И предать Рэя?
— Я уже предал его.
— Я подожду, пока ты выздоровеешь, а потом как следует намылю тебе загривок. Ты хочешь есть? Пить?
— Пить, — немного подумав, сказал он. Бет нашла на ближней полке пакет с питьевой водой. Дик сделал несколько глотков, потом спросил.
— Я это… хотел узнать. В госпитале там… была неправда?
— Тотальное и полное вранье, если ты про то, что я тебя не люблю и никогда не любила. Аэша сказала, что у нее на тебя планы и я не должна мешать. Я должна тебя послать напрямую, без двусмысленностей всяких.
— Да это я понимаю, я о другом. Мы все еще муж и жена?
Бет поколебалась.
— Я не так подкована в догматике, как ты, — сказала она. — Сам-то как думаешь?
— Ну… старуха где-то права. Я не рассчитывал выжить, клятвы, значит, не тянут на искренние. Я не врал, ты не подумай, но…
— Понимал, что хранить мне верность до конца жизни будет легко.
— Ну, в общем, да… Так что если у тебя какие-то другие планы… я не… ну, я не обижусь, короче.
— После того, что Керет сказал, я его послала. Громко так, перед всеми. Тут ничего не склеить уже, по-моему. Он такой чувствительный насчет этих своих регалий.
— Не скажи. Ты все еще приемная дочь леди Констанс. Ваш брак сильно облегчил бы переговоры с Империей. Он может поднапрячься и чувствительность свою запихать куда подальше.
Когда он успел? — ужаснулась Бет.
— Разве недостаточно того, что дядя женат на матушке Шастар?
— Этого Шастару достаточно, чтобы вылететь эмиссаром в Империю и рискнуть шкурой. И лорду Якобу, чтоб сразу не оторвать Шастару… голову. А чтобы остановить расправу над домом Рива, этого… даже не мало, это совсем ничего.
— Знаешь, моего брака с Керетом тоже может оказаться мало.
— Верно. Лучшим залогом мира был бы, конечно, брак с одной из принцесс Риордан. С принцессой Гин лучше всего…
Бет расхохоталась.